Сергей Соколов - Опустевший перрон

нас. Каждый из нас не смог сделать тот единственный шаг – каждый боялся шагнуть в неизвестность, оставить все и кардинально поменять жизнь. Наши чувства разрушило не расстояние, а страх. Предательский, мерзкий, сжирающий изнутри страх. Она не оставила этот город с широкими проспектами, зелеными парками и романтичной красотой высоких зданий, я не мог бросить своих людей. Переполненный амбициями, чувством долга, я не смог отказаться от Присяги и просто остаться и стать счастливым. Мы были необычно прекрасно противоречивы. Может и это нас погубило? Ее улыбка и ее азарт. Она безумно любила желтый. У нее была желтая тойота. Настя всегда носила что-то желтая, а я предпочитал темные тона. Для нее скорость была важна. А я любил спокойствие. Находившись по морям, подвергая себя бесконечным качкам на океанских волнах, рискуя жизнью, пропитанный солью – на берегу мне всегда хотелось ехать медленно в крайней правой полосе. Настя с удовольствием запрыгивала на американские горки, а я ждал внизу, переживая за нее. Мы любили валяться на гладко выстриженных газонах и читать. Только читали мы разные книги – она сходила с ума от приключений и детективов, я сжигал исторические романы. В метро, на долгих перегонах мы читали. Для нас было счастье вместе читать, да даже ехать и смотреть друг на друга – вдвоём рядом – это уже счастье. Иногда мы катались по кольцевой, потому что от «Охотки» до «Щелчка» нам просто не хватало времени. Станции смешивались в одну, поток людей, занятых своими делами превращались в один клубок. Были только мы – я и она – наши мысли, чувства, желания. Настя варила кофе в турке, наливала в термос, и долгими вечерами мы, поглощая кофе, не могли остановиться в наших разговорах. Кофе стало одним из наших связующих – я не любил кофе, а она могла говорить о нем вечно. Своими рассказами, процессом приготовления она заставила меня полюбить это чёрный горький напиток и не переставать его пить никогда. Настя без ума была от самолетов и полетов, а мне нравилось мчать в поезде через всю страну. Она была скромная, но наедине сводила меня с ума своими жаркими объятиями и поцелуями. Она никогда не ругалась матом, но вела себя всегда свободно и не боялась осуждения. Она стала моей единственной, моей историей, моей болезнью от которого не было лекарства. Разойдясь тогда на перроне я не стал здоровым. Каждый день я вспоминаю ее и думаю про нее. Но, наверное, уже не смогу написать ей, найти ее, встретиться.

Лабрадор несколько раз пролаял и уперся мордочкой в ноги Сергею. Он погладил его по голове и продолжил:

– А знаешь почему я здесь?! – не найдя ответа – он продолжил – в какой-то момент я понял – «…пусть мне перестанут командовать «Смирно» при каждом моем убытии с корабля, пусть ко мне больше никто не обратиться грозным и справедливым именем командир, пусть я не смогу держать в одном кулаке всех этих разных, но верных моряков, пусть мне не принесут пробу пищи и своей росписью я не разрешу накрывать на стол, пусть мне не доложат за пять минут о подъеме флага или за пятнадцать о заходе солнца, но я просто останусь счастливым человеком. Морщины полученные в тридцать лет из-за бесконечно бессонных ночей растворятся в спокойном отражении свободного человека, страшные волны, жестко бьющиеся о непреклонную сталь будут только вспоминаться за рюмкой любимого дедовского коньяка, приятно согревающего тела, седые волосы прекратят появляться после каждого дня проведенного на железе, а ночью я буду просыпаться не от звука тревожно звонящего телефона, а от тишины, которая не дает спокойно заснуть – что я должен все оставить и вернуться и быть с ней. Только я ее не найду. Все, что у меня осталось – удаленный аккаунт в социальных сетях, подаренная ее книга и фотография. Ни телефона, ни адреса. А нужны ли были они при тех встречах, при тех мгновениях, которые дарили то чувство свободы, чистоты и нежности. Мне хочется ее найти, я готов ее искать и ждать здесь каждый вечер, на этой станции, которая нас познакомила и которая нас кинула в омут тех чистых чувств.

Лабрадор резко отстранился и начал срывать передними лапами ошейник. Соколов недолго думая, расстегнул ошейник и увидел аккуратно написанный номер телефона.

Достав свой телефон, он небрежно набрал номер, осознавая, что с этим замечательным грустным лабрадором ему скоро придётся расстаться. Гудки были долгими, и как только Сергей был готов отключиться он услышал голос, который показался --">