Ирина Меркина - Всё как есть

больше сил мы вкладываем в человека, тем сильнее наша любовь, говорит моя подруга Лиза, а она про любовь знает все.

В детстве нам с братом все завидовали, особенно Саше. Его одноклассникам из школы для особо одаренных детей казалось страшно прикольным, что наши родители бегают трусцой в любую погоду, купаются в проруби и не пичкают нас кашами и котлетками, громко страдая оттого, что бедные детки так плохо кушают. Да уж, чего не было, того не было. Школьные годы отложились в моей памяти пустотой холодильника и травяными салатиками. Мама и папа, конечно, не морили нас голодом специально, просто многие полезные продукты мы не могли себе позволить, а вредные в наш дом не допускались. Тогда почти все жили бедно, но только мои родители сумели сделать из безденежья идеологию, которая в конечном итоге и стала их кормить.

Папочка и сейчас с нежной тоской вспоминает начало девяностых годов и свою программную статью «Что есть, когда есть нечего». Она принесла ему недолгую, но бурную славу и первых последователей, которые потом объединились в клуб «Здоровая страна». Теперь-то я понимаю, что папа был просто гениальным политтехнологом и пиарщиком. Впрочем, почему «был»? И остался по сей день. Но сам он открыл в себе этот талант, когда назвал свой клуб «Здоровой страной». В эпоху, когда настоящая страна болела и разваливалась на куски, как перезрелый арбуз, это название заставляло трепетать сердца и притягивало тех, кто искал в тумане смутного времени путь к истине.

Этот путь указал им папа, а истину искали совместными усилиями. Сколько я себя помню, у нас дома вечно толпился энергичный и очень шумный народ. На чьих-то кухнях до хрипоты спорили о судьбах России и перестройки, а наши гости с не меньшим пылом отстаивали свои концепции здоровой жизни. Засыпая, я слышала женский голос, зовущий на баррикады: «Ничто другое не спасет! Только сыроедение! Точка!», которому отвечал презрительный бас: «Лажа ваше сыроедение, шарлатанство чистой воды. Хатха-йога была, есть и будет. Мудрость веков!», на что тоненький, почти детский дискант взволнованно возражал: «Будущее — за макробиотикой».

Среди гостей попадались совершенно безумные люди, но встречались довольно симпатичные. Один из них, молчаливый армянский художник Грант, перед моим днем рождения закрылся в комнате и написал прямо на штукатурке, аккуратно вырезав прямоугольник обоев, замечательный горный пейзаж. Вот почему еще нам завидовали приятели: в нашем доме разрешалось рисовать на стенах. А еще — громко петь и играть на любых музыкальных инструментах, от скрипки до барабана. И даже деньрожденное угощение — тартинки из шпината на кусочках сырой свеклы и морковки — выглядело не скудным, а оригинальным.

Впрочем, когда деньги появились, мы все равно продолжали есть исключительно полезную пищу. Наша семья пережила увлечения вегетарианством и веганством, тремя типами сыроедения, раздельным питанием по Шелтону и доктору Хею, дзэн-макробиотикой, диетой Аткинса и так далее. Конечно, все это было здОрово и здорОво, недаром мы с Сашей выросли такими умными, красивыми и выносливыми. Но только Сашку украдкой подкармливала бабушка, а я, приходя к подругам, всегда с заговорщицким видом спрашивала: «У тебя нет колбаски — и пожирнее?!» Не знаю, что бы со мной было, если бы не эти тайком перехваченные колбаски.

И все же детство, проведенное в «Здоровой стране», к чему-то меня приучило. Например, грубый джанк-фуд вроде гамбургеров и хот-догов я стараюсь не есть. Но от купаний в проруби и кувырканий в голом виде на снегу остались только зябкие воспоминания. Вместо этого я хожу в спортзал, плаваю в бассейне, когда есть время, и изредка принимаю контрастный душ. То же самое делают мои ровесники, которым с малых лет не компостировали мозги здоровым образом жизни.

Итак, я все-таки встала, приняла душ (обычный, теплый), завернулась в махровый халат и вышла в кухню, разогретая и пушистая, в предвкушении какого-нибудь симпатичного завтрака: кофе со сливками, йогурт, тост с сыром, который мама бесцеремонно назвала ужасным бутербродом… Ой, ой, ой! А ведь никакого завтрака не будет. Вернее, будет, но совсем не такой, какого жаждет моя душа сумрачным январским утром. Чернослив, курага и сушеные яблоки — вот они, с вечера стоят замоченные в керамической плошке на подоконнике. Рядом, также выставленная на скудный зимний свет, подсыхает на плоском блюдечке сырая гречка. Это мамочка вчера --">