Вероника Крестинская - Голубые океаны

окна, но то явление (возможно, природное) больше не разразило небо серебряным огнём. Почему-то я подумал, что происшедшее как-то связано со мной, но логического объяснения я не мог найти, а даже если бы оно было, вряд ли смог бы его объяснить! Плюхнувшись на кровать, я зажал руками голову, пальцами помассировал глаза и незаметно для себя стал погружаться в сон, который, очевидно, и в этот раз не будет для меня спокойным…

Всё тело горело от сильного жара, подушка была мокрая, как будто на неё вылили ведро ледяной воды. Сегодня мне приснился странный старик с палкой в руках, одетый в лохмотья. Он стоял на краю огромной скалы, а внизу бушевал грозный океан, бил волнами в скалу, и невыносимый гул стоял повсюду. Старец, усердно тыкая пальцем в небо, кричал что-то, но я не мог понять, о чём он говорил, чего просил. Небо стало темнеть, и старик упал на колени, длинная борода растелилась перед ним, и грустные голубые глаза смотрели в суровое небо, как будто моля о пощаде.

От этого сна я вскочил с постели и обхватил голову руками: сколько можно так мучиться? Откуда в моей голове всё это?

– Антош, что у тебя за шум? – раздался нежный женский голос.

– Ничего особенного, – тихо простонал я.

– Голова болит?

– Нет, всё в порядке.

Мачеха у меня была удивительно доброй и чуткой женщиной. Так получилось, что моя родная мама умерла, когда я родился, и о ней мне напоминает только фотография, которая хранится в моей любимой книге Джека Лондона «Мартин Иден». В принципе мне не составляло и не составляет особого труда называть Ольгу Викторовну мамой, но я считаю, что это нечестно по отношению к родной матери, которая, как говорил мой отец, безумно мечтала обо мне и ждала моего рождения как чего-то невообразимого. С самого детства я был окружён любовью и заботой, сначала только отца, потом и мачехи, которая появилась в моей жизни, когда мне исполнилось пять лет. Ревности особой я не испытывал, мне было приятно, что меня полюбил ещё один человек, но она, как ни старалась, не смогла занять главного места в моей душе и сердце.

Мне почему-то иногда кажется, что она только и живёт тем, что постоянно пытается завоевать мою любовь и расположение, живёт только ради того, чтобы мне и отцу было хорошо – женщина, которая пожертвовала собой ради любимого мужчины и его сына. Братьев и сестёр у меня не было, поэтому в какой-то степени я одинокий человек и разбалованный, но отец воспитал во мне очень много хороших и полезных для жизни качеств. Бабушка, которая умерла несколько лет назад, рассказывала, что мой отец безумно любил мою маму, в ней он видел смысл своей жизни. Он даже как-то по-особенному на неё смотрел, иной раз не замечая никого рядом, мог часами сидеть и любоваться её красотой и выразительными глазами. Одно я знал точно: украдкой, чтобы никто не видел, отец разговаривал с мамой, по-прежнему испытывая жар и любовь к её памяти. Он любил её до сих пор, всё так же сильно и пламенно. Я никогда не испытывал на себе его гнева или косого взгляда, во мне он видел продолжение его любви к моей маме. Когда я был маленьким, он украдкой садился на краешек моей кроватки и смотрел, как я тихо посапываю в подушку. Он смотрел на меня и видел во мне маму, он смотрел на меня и видел одинаковые черты лица: ямочка на подбородке, такая же открытая и добрая улыбка… Меня всегда окружало тепло семьи, и внутри себя я чувствовал, что мама где-то рядом со мной, что она всегда здесь, страхует меня и направляет в правильное русло. Со слов бабушки я ещё запомнил, что мама всегда хотела назвать меня именно Антоном, это имя для неё очень много значило, с ним у неё были связаны важные воспоминания, и она ничего не хотела слушать, когда папа предлагал другие имена. Мама единственный раз в жизни проявила стойкость и упрямство, и отцу ничего не оставалось делать, как согласиться с её предложением.

Уже несколько дней меня преследовало странное чувство, его я так и не смог понять, как ни пытался и ни старался. В груди что-то сильно жгло, как будто внутри меня горел огромный костёр, он обжигал и жарил меня изнутри. Я не мог найти себе места, Ольга Викторовна заметила моё странное состояние, но не пыталась даже заглянуть мне в глаза, она знала, что я всё равно ничего не скажу, что как и всегда мои безумные мысли и переживания останутся внутри моего больного измученного тела.

– Вань, ты бы поговорил с Антоном, – озабоченно прошептала она, пытаясь не показывать дрожь в руках.

– Что с ним --">