Владимир Александрович Еркович - Обреченные

московского района Матвеевское. Среди них был и Александр Кондратьев, ставший впоследствии известным как Кондрат.

Александр (Кондрат) Кондратьев

Я ничем полезным тогда не занимался. Тусовался, бухал, не пренебрегал разными наркотическими веществами. В конце восьмидесятых – начале девяностых меня окружали в основном музыканты, но сам я никогда не играл. У нас в Матвеевке было огромное общежитие, в подвале которого находилось несколько репетиционных баз. Там тусили все местные рокеры и я вместе с ними. Но если они пытались делать музыку, то я в основном пил. Все это продолжалось до тех пор, пока нам не снесло башню от концерта в «Луже». После этого мои друзья довольно оперативно, один за другим, свалили в Берлин по пригласительным визам. Кто-то даже подделал документы, чтобы уехать.

Рецепт счастья кондратовских друзей был прост. Уехать из Союза, оформить пособие по безработице (около пятисот марок) и жить на шее у немецкого государства. Тем более что недавно рухнула стена, Германия объединилась, и социальных ништяков для аферистов всех мастей стало намного больше. Чуваки поселились в сквотах, находившихся в Восточном Берлине. Это обычные панельные пятиэтажные дома, вроде наших хрущевок, самовольно занятые разными маргинальными элементами. Схема заселения очень простая. Приходишь, находишь свободную квартиру, прибираешься там, если хочешь, и живешь. Никто тебя не спросит, кто ты, на каком основании занимаешь жилплощадь, и вообще, есть ли у тебя право находиться в этой стране. Власти эти холупы не трогали, и некоторые из них даже существуют до сих пор. Эти дома выкупили какие-то филантропы, но сквоты разрушать не стали. Там и сейчас живут стареющие неформалы вперемешку с молодежью – такими же маргиналами, которые сбежали из дома в поисках творческой свободы, наркотиков и промискуитета.

Точно не известно, что подтолкнуло парней из Матвеевки отказаться от строительства коммунистического счастья и податься в братскую Германию, но одним из факторов, давших толчок к трансформации их мозгов, стал именно тот концерт в «Лужниках». А ведь это было еще до знаменитых «Монстров рока» в Тушино. Вот уж где взорвались головы у советских людей!

Так или иначе, практически вся компания Кондрата смазала лыжи и коллективно свалила за границу, а он продолжил тусоваться, привычно заливаясь дешевым алкоголем. Его план на жизнь ничем не отличался от планов друзей, променявших московские квартиры на берлинские сквоты. Юный Саша Кондратьев рассчитывал, что парни вышлют ему приглашение, и он уедет жить на бундес социале. Он получил это приглашение в девяносто третьем и даже собрал весь пакет документов, но уехать не успел. Можно назвать это провидением, судьбой, но скорее всего это была смерть. Преждевременная и глупая, она заглянула в его спальню.

Кондрат проснулся дома после бурной ночи, а может и суток жестких возлияний и приема веществ разной степени тяжести. Это как раз тот случай, о котором говорил Джон Сильвер, угрожая экипажу «Эспаньолы»: «Те из вас, кто останется в живых, будут завидовать мертвым». Он лежал на кровати в состоянии, близком к коме. Его органы отказывались работать, настройки организма сбились, он фактически умирал. Повезло, что в тот день мама была дома. Она вызвала скорую, и его доставили в больницу с диагнозом сильнейшей алкогольной и наркотической интоксикации.

После выписки из больницы с Кондратьевым случилось то, что крайне редко бывает с людьми, прочно вставшими на путь самоуничтожения. Его сознание перевернулось. Он понял, что больше не может пить. Кондрат, конечно, пытался сопротивляться, обмануть систему. Думал, что можно хотя бы по чуть-чуть. Все-таки страшно было так сразу, неподготовленным, окунаться в пугающий и неизведанный мир трезвых людей. Но организм перестал воспринимать алкоголь. К этому еще добавилась фобия опять превратиться в скрюченное тело, которое вот-вот отъедет насовсем.

В двадцать два года у Кондрата началась новая жизнь. Если твоим единственным досугом была алкоголизация и бесконечные замуты, а потом в один миг все исчезает, то это логично вводит в ступор. Ты просто не знаешь, что делать дальше. Это все равно, что человек, который всецело отдавался любимому делу, вдруг остался без работы. Он получил инвалидность и больше не может пахать на заводе. Не может вытачивать детали и протирать станок после смены. Привычный, понятный мир остался в прошлом. --">