Андрей Разин - Зима в стране "Ласкового мая"

был и руководитель центра при фонде милосердия и здоровья. Тоже комсомольский активист и точно такой же любитель шелеста дензнаков некто Панфилов! Запомните это имя все кто верит в непорочность наших общественных фондов. Не обожгитесь, я обжегся…

Войтенко оказался не только высокооплачиваемым, но и столь же напористым специалистом в области товарно-денежных отношений.

— "Бабки", — прошептал он доверительно, — я буду забирать сам, после концертов.

— А рэкета не боишься?

— Да ты что?! — обиделся молодежный активист, — я же тебе говорил — у нас все схвачено.

Схвачено — так схвачено. Не терять же мне веру в комсомол.

Через некоторое время на гастролях в Омске высокопоставленный представитель суперблагородной организации Олег Войтенко появился с просторным "дипломатом", куда сложил аккуратно упакованные банкноты, — семьдесят пять тысяч — и увез их в Москву. В Чернигове получил еще шестнадцать тысяч, и тоже безо всяких формальностей.

Я почувствовал, что дело нечистое, и сказал ему как-то:

— Олежка, я же не кустарь-одиночка. Деньги должны переводиться на счет, а у меня ни печати, ни своего счета. Вы не сделали ничего из обещанного…

— Меньше базарь! — сказал представитель Всесоюзного фонда милосердия и здоровья. — Ты знаешь, сколько идет на зарплату аппарату?.. А еще и содержание необходимых людей…

Я тут же вспомнил про оклады Войтенко и его коллег и приуныл. Это ж сколько придется дать концертов, чтобы накормить ребят с таким хорошим аппетитом…

Но об истинном финансовом размахе моих новоявленных патронов я, оказывается, не подозревал. Ребята оказались очень крутыми. Мало того, что Олег Николаевич Войтенко без посредничества Государственного банка делил с компаньонами полученные от "Ласкового мая" деньги, он еще проявил трогательную заботу о госбюджете.

— Андрей, — однажды сказал он мне, — надо, чтобы ты платил налоги.

— За что? — изумился я. — Ведь все, что положено государству, отчисляет организация, проводящая мои гастроли.

— Ты не прав. С Минфином шутки плохи, — серьезно заметил Войтенко. — Говорю тебе как человек, сдавший зачет по политической экономии.

Я не придал этому глубокомысленному замечанию значения, а потом сильно пожалел, ибо мои отношения с Олегом Войтенко стали после этого постепенно и все больше обостряться. Мальчишки, музыканты, стали невнятно жаловаться на странное внимание со стороны высокого руководителя. Я серьезно переговорил с Олегом Николаевичем, но он, кажется, посчитал, что внезапно свалившееся на него богатство может служить индульгенцией от любых грехов. Через месяц жалобы ребят вновь повторились. И я сказал Войтенко, что о его, мягко говоря, антипедагогических претензиях сообщу академику Федорову, шефу Всесоюзного фонда милосердия и здоровья. В довершение я категорически отказался платить ему дань.

— Пожалеешь, — пообещал Войтенко.

И завертелось. Общая "любовь" ко мне объединила Войтенко и моего старого знакомого, журналиста Юрия Филинова. Юра к тому времени организовал целую серию "разоблачений", мое имя гремело на весь Союз. А тут еще нашумевший инцидент в Чите. Там собственный корреспондент "Комсомолки" Вишневский переквалифицировался в сыщика и устроил бучу в аэропорту. Пока я бегал по поликлиникам, снимал побои, Вишневский успел тиснуть статейку, откуда явствовало, что дети из моего ансамбля избили читинскую милицию.

Стоило бы подробно рассказать об этом детективном сюжете — когда-нибудь в этом, возможно, и будет надобность, но поскольку дело прошлое, ограничусь беглым упоминанием, что оно закончилось вничью. Мне, после некоторых раздумий, расхотелось судиться с милицией, поскольку она и сама стала жертвой провокации со стороны все того же собкора Вишневского. Надеюсь, что в Чите тоже остались довольны таким исходом и станут критичнее относиться к призывам "тащить и не пущать" "Ласковый май". Впрочем, все это имело неожиданное продолжение, и я направляю читателей к главе "В зеркале прессы".

Но тогда, после Читы, настроение у меня было паршивое. Ярлык хулигана налепили крепкий. И тут Войтенко объединился с Филиновым. Я говорю об этом в переносном смысле. Возможно, они даже незнакомы. Но был один человек, связавший журналиста, проникшегося ко мне совершенно непонятной яростью, и юного интригана-нувориша из молодежного центра при Всесоюзном фонде милосердия и здоровья. Фамилия --">