Н Н Вальден - В польском плену

кончились ваши мучения,— тихо сказала она. — Полковник готовит отправку эшелона в Домбиэ — лагерь под Краковом, оттуда вас отправят домой...

Эта новость потрясла меня. Я молчал, не будучи в силах собраться с мыслями.

— Домой... домой.

Моя ученица вдруг отодвинулась далеко в сторону, — ее заслонило иное, огромное: в воображении стали вырисовываться образы давнего, полузаслоненного ужасами плена советского прошлого, — армия, товарищи, доклады и выступления.

Марина все больше уходила в себя.

— Панна Марина, — сказал я с бледной, идиотски виноватой улыбкой, — приезжайте к нам...

— Спасибо, — отвечала она резче обычного. — Только вряд ли удастся.

Я встал, пожал ее холодную ручку, поднес к губам. Мы больше не виделись.

Прощай, Марина!..

Отъезд из Вадовиц в Домбиэ

Не помню, как нас «упаковали» в вагоны, как довезли до Домбиэ. Один момент стоит в памяти. Дочка еврейского богатея принесла мне на прощанье хлеба. Что ж, спасибо и на этом! Еще денщик пана Верачка передал записку от Марины с просьбой не вскрывать до отхода поезда.

Тепло, ласково прощалась со мной Марина — по-хорошему, по-товарищески, просила принять от нее на дорогу пять долларов. Она просила прощенья за маленькую «уловку», «не вскрывать до отхода поезда»,— иначе ведь я не принял бы.

Молодец. Марина!

В большом лагере Домбиэ, целом городе с десятками бараков различных наименований и назначений, мы провели три—четыре недели. О жизни в Домбиэ пусть пишет тот, кто прожил там долгие месяцы.

Перед отъездом нас кормили лучше. Мы впрочем, в этом не так нуждались. В лагере была налажена связь с организацией, получалась небольшая денежная помощь, доставлялись припасы.

Зато поляки удвоили моральные пытки, обогатив свой и так обильно снабженный арсенал новым орудием. За малейший проступок вычеркивали из очередного списка на отправку. При полной неопределенности и неизвестности о порядке составления списков и о сроках отправления поездов эти милые шутки отчаянно били по нервам. Особенно свирепо нас обыскивали и при поступлении в лагерь, и после. Искали денег, литературы. Пять долларов Марины один мой приятель запрятал в каблук, устроив там какой-то хитрый тайничок. Я торжествовал, но, когда перед самой отправкой заглянул в свой сейф, там ничего не оказалось. Трюк был настолько известен, что кто-то из соседей легко воспользовался деньгами. Мне жаль было бумажку, — это была последняя память о Марине. Записку я разорвал сейчас же по прочтении.

Перед отъездом нас повели в баню. Издевательски гигиенические купанья стоили жизни не одному пленному. Часами дрожишь, бывало, голый в холодном предбаннике, потом — струя тепловатой или чрезмерно горячей воды — и уже гонят дальше. На влажное тело натягиваешь мокрую, вонючую одежду, грязным комком брошенную из дезинфекционного отдела...

После бани нас отделили свирепым кордоном от остальной массы пленных. Несколько человек были застрелены за попытку передачи записки отъезжающим.

Домой

Нам предоставили новенький санитарный поезд. Поляки недавно получили его у американцев и еще не успели загрязнить. Бросались в глаза — особенно нам, босякам, — беленькие, чисто отлакированные откидные койки. Кажется, хорошо? Но наши милые хозяева и тут не оставили своего издевательства, утонченно скрыв его под личиной исключительной предупредительности.

Польское информационное бюро позабыло о самой малости: нас разместили не по одному человеку на койке, а по двое, по трое, так что мы не лежали, а сидели, согнувшись. Не было конечно белья. В уборную пропускали с обычными затруднениями. Одним словом «формально правильно, а по существу издевательство». Делали все, чтобы заставить пленных испортить вагон, и, быть может, поступали так с вполне определенной целью (большевики в американском вагоне!)

В вагоне царила чрезвычайная тишина. Отказались от всего, мирились со всем. Молчали и заправские остряки, и присяжные нытики: мы приближались к границе, готовились к переброске с одной планеты на другую!

Вечерело. Началась обычная — и последняя! — проверка, которую, как всегда, лучше назвать пыткой.

Она началась с того, что капрал толкнул моего соседа Леонгарда за то, что тот не сразу сполз с койки. Кстати сказать, койки были подвешены довольно замысловато, так что даже здоровому человеку долго --">