Рой Александрович Медведев , Жорес Медведев - Из воспоминаний

нашлись такие, которые без колебаний отнимали все что могли у более слабых… Узнав друг друга, я и Александр Романович трогательно расцеловались и обменялись сведениями о пережитом. Ведь мы не виделись больше десяти лет. Много мы размышляли, как дошли мы до жизни такой, в чем же наша вина? Что теперь будет с партией и страной? Вопросов было много, но ответа дать мы не могли. Но вот команда строиться в этап, и мы с грустью расстались…»

Через несколько месяцев работы на рудниках Иван Павлович был также «сактирован» как «доходяга», и его отправили на более легкие работы – на покос в совхоз Сеймчан. Здесь, в совхозе, перед новым этапом Гаврилов еще раз встретил нашего отца. Он писал:

«Перед отправкой в этап из Сеймчанского совхоза я вдруг вновь встретился с А. Р. Медведевым. Встреча наша была также трогательной до слез. К сожалению, оставалось мало времени, чтобы успеть обо всем поговорить. На этот раз вид у Медведева был бодрый, живой. Он сообщил мне, что работает в парниках и тепличке, которыми заведует заключенный, и в свободное время участвует в самодеятельности, по-прежнему читает стихи и поэмы Маяковского, состоит в драмкружке и хоре. Далее, с кем бы ни был в этапах и тюрьмах, я всегда подробно расспрашивал колымчан о судьбе Александра Романовича Медведева. Доходили до меня слухи, что он умер в конце весны 1941 года. Более подробно о судьбе моего друга и товарища я узнать не мог».

Рой I

Отец очень любил нас, своих сыновей-близнецов. В 20-е годы в кругу людей, к которому принадлежали наши родители, возникла традиция давать детям необычные имена, отражавшие реалии и символы новой жизни. Появились тысячи Владленов, Кимов, Маев, Ленов, даже Тракторов и Электростанций. Среди моих друзей и сейчас есть Рэм (Революция, Энгельс, Маркс), Марлен, Искра и даже Икки (Исполком Коминтерна). Как вспоминал товарищ отца Иван Павлович Гаврилов, в общежитии преподавателей Военно-политической школы в Тифлисе «процедура наименования близнецов Медведевых протекала не без участия творческой фантазии преподавательского, в большинстве холостяцкого коллектива. После долгих споров решили назвать новорожденных легендарными именами из истории Рима – Ромул и Рем, но потом эти имена трансформировались в Рой и Жорес, вероятно, в честь известных в 1925 году индийского и французского революционеров».

Мы отвечали отцу такой же сильной любовью. Никого и никогда я не любил больше, чем отца, и никто не оказал на мою жизнь и взгляды большее влияние, хотя я видел его в последний раз, когда нам с братом не было и тринадцати лет. Это была не просто любовь детей к родителям. Многие говорили мне позже, что наш отец был человеком очень умным и обаятельным, эрудитом, остроумным собеседником и превосходным оратором. Кроме того, он был комиссаром Красной Армии, а это очень много значило тогда, в начале 30-х годов, – видеть своего отца в военной форме с тремя шпалами или ромбом в петлицах. Когда он вечером приходил домой и садился на железную «походную» кровать, стоявшую в его полном книг кабинете, мы с радостью бросались к нему, чтобы не только рассказать что-то о своих школьных делах, но и стянуть с него командирские, тонкой выделки сапоги.

Известно, что пионеры 30-х годов (а в пионеры попадали тогда далеко не все школьники младших классов) воспитывались главным образом на примерах и образах революции и особенно Гражданской войны. Конечно, и книги Гайдара, Пантелеева, Николая Островского, и фильмы «Чапаев», «Мы из Кронштадта», «Красные дьяволята», «Ленин в Октябре», «Депутат Балтики» показывали нам революцию лишь с одной героической и романтической стороны, но тогда у нас не было повода для сомнений. Однако среди образов Гражданской войны не было более привлекательного, чем красный комиссар. Булат Окуджава, который всего на год старше меня и с которым я заканчивал в эвакуации в Тбилиси одну и ту же 101-ю школу, писал:

Я все равно паду на той,

На той единственной Гражданской,

И комиссары в пыльных шлемах

Склонятся молча надо мной.

Даже Наум Коржавин – также человек нашего поколения – писал в стихотворении «Комиссары 20-го года»:

Комиссары двадцатого года,

Я вас помню с тридцатых годов.

Вы вели меня в будни глухие,

Вы искали мне выход в аду.

Мой отец был именно таким комиссаром 20-х годов, и у меня были все основания не только любить его, но и гордиться им. Отец был очень занятым человеком. Он был --">