Сергей Николаевич Есин - Выбраные места из дневника 2001 года

Володя Еременко сказал, что панихида в ИМЛИ в субботу утром. Белый просторный, недавно отделанный зал с его хрустальными люстрами и белыми шторами, прикрывающими огромные окна, совсем не подходил для похорон. Попутно, как холодный и ревнивый хозяйственник, я отметил, что Ф. Ф. институт содержит неплохо. Полный зал совсем не богатых людей. Несли в основном гвоздички, розочки. Но цветов собралось море. Какая невосполнимая потеря!

Когда я клал цветы на гроб, я обратил внимание, что лицо В. В. неинтересное и невыразительное. А вот каков был в жизни! Сразу вспомнил мою с ним поездку по Волге, его оживление, спокойные комментарии, проплывающие над водой берега. Его лицо принадлежало к тому типу лиц, где очень важна проступающая через внешнюю оболочку душевная сила.

Ни на одних литературных похоронах за последнее время я не видел такого скопления народа. Хоронили семидесятилетнего кандидата наук, которому или не давали защитить докторскую диссертацию, ставя мелкие преграды, или не могли сообразить, что по своему значению и как общественный деятель, и как ученый он стоит больше всей академической науки. Ну что, давайте будем сравнивать? Меньше Аверинцева? Меньше покойного Лихачева? Очень хорошо сказал Шафаревич, что в любом сообществе, от приматов до человека, всегда есть лидер. Вот Кожинов и был таким неформальным лидером. Теперь с его смертью фронт оголился. Он был одним из очень немногих представителей патриотического русского лагеря, который полностью владел терминологией и оборотами лагеря другой интеллигенции. Его в другой части литературного сообщества не любили, наверное, но отдавали должное и боялись его эрудиции и интеллектуальной мощи. Интересно говорил и Петр Палиевский, который всегда говорит многослойно, глубоко и умно. О невозможности смерти, когда еще живет и дышит его литература. Он говорил, что Кожинов всегда был первым в распознании тенденций литературы и жизни. Ну, это мы все знаем, что Рубцова-то открыл он. Говорил о его даре и таланте русского беззлобия.

Надо отметить, что и все остальные, выступившие на этой печальной церемонии: Ф. Кузнецов, С. Куняев, Л. Бородин — говорили с редкой для некоторых теплотой и внутренней страстью. Все, правда, в этом зале немолодых людей прикидывали эти похороны и на себя, и я прикидывал — и десятой части такой любви и такого величия не заслужили.

28 января, воскресенье. Утром был на собрании в своем гаражном кооперативе. Вечером сидел редактировал дневник. Рукописи не горят, горят сроки сдачи книг.

Опять читал книгу покойного Вадима Валериановича. Сейчас не могу оторваться от главы, где Кожинов доказывает подлинный характер репрессий и показывает подлинных заплечных дел мастеров. Похоже, что в послевоенные годы всем этим руководил Н. С. Хрущев, недаром он так торопился со своим антисталинским докладом. Как говорили у нас в деревне: “Кто первый обознался, тот и обос…ся”.

29 января, понедельник. Показали встречу основных ведущих НТВ с президентом, которого через эфир выкликнула Светлана Сорокина. Здесь были основные и ударные силы нашей НТВэшной журналистики: от Парфенова и Митковой до Сорокиной. Не хватало только Паши Лoбковa. Ho он не мыслитель, он репортер.

Накануне уже несколько дней в эфире и прессе только и разговоров о вызове к следователю Татьяны Митковой. Ее допрашивают по поводу беспроцентной ссуды в 70 тысяч $, полученной ею на покупку квартиры. Демократы, естественно, выдают это за политическое давление и судебный шантаж. Но я думаю, что здесь все интересней. Мы в институте, у которого нет долгов, никому таких ссуд не давали. Наш предельный размер — 1 000 $. Но мы-то давали всегда из своего. Самими заработанного. Можно, конечно, было бы брать у государства, а если бы еще иметь возможность не отдавать, то ссуды могли бы оказаться во много раз больше. Второй момент этой истории показывает, какими деньгами оперируют эти люди и уровень прикормки. Я представляю, как в каком-нибудь сельце старушки рассуждают, переводя эти доллары в рубли.

Путин с этой компанией журналистов в 10–12 человек сотворил прекрасную историю. Они-то, небось, рассчитывали на филиппики и размыливание на виду у камер. А В. В. оставил только камеру своего протокола, о которой говорят, что она без звука. Это мне напомнило случай в институте, когда он также попросил убрать технику. Какое понимание возможности журналиста самоспровоцироваться, а потом придавать чужим словам --">