Сергей Николаевич Есин - Выбраные места из дневника 2002 года

сфабриковано. Я думаю, что в его судьбе большую роль сыграла книжка в защиту красноярского алюминиевого магната Анатолия Быкова.

Показали также подельщиков по двум судам: дипломата Моисеева, которого повторно суд признал шпионом, и журналиста Пасько, которого общественность вопреки суду всё защищает. Сейчас прокуратура требует от суда срок для Пасько добавить. Один — раз восемьдесят встречался с корейским дипломатом и получил от него до 14 тысяч долларов. Другой — будучи военным журналистом, что-то в прессе рассказал, что рассказывать было бы не надо. Обоих мне жалко, но оба этих человека зарабатывали на том, что делали плохо своей стране. Сергея Ковалева в зал заседаний не пустили, он кричал, что он депутат Государственной думы. Как же этого суетливого болтуна не любит простой народ…

10 января, четверг. Третий день отпуска. Утром пришел “Труд”. От моего материала остались только рожки да ножки, вся часть со Жванецким, с Патриархом вылетела. Газета показывает образцовое лавирование между вашими и нашими, но это будет продолжаться, пока она одна в нише, дальше надо будет выбрать “за кого” и, если это коммерческая газета, смелее идти на обострения. А может быть, это рука Анри Вартановича, играющего за обе команды? Я смиряюсь только потому, что добавляются новые краски у меня в дневнике. На всякий случай, протестуя против этой своеобразной цензуры, я переношу в текст не напечатанные в газете фрагменты. Меня там заменили Поволяев и Брагинский — крупнейшие мастера слова.

“Искусство сливается с жизнью, если иметь в виду, что в сам сочельник показали еще ограбленного и выброшенного из собственного недавно купленного “мерседеса” Михаила Михайловича Жванецкого. Подробно показали и дачный поселок в черте Москвы “Серебряный бор”, и пятиметровые заборы дач, и камеры слежения, а вот тем не менее не уберегли”.

И другой фрагмент не прошедшего цензуру “Труда” текста.

“Также на телевидении много играли на деньги. Просто какое-то поветрие. После того как миллионерами стали Гусинский, Березовский, Абрамович и другие олигархи от промышленности и искусства, решили сделать при помощи игры богатым и народ. Галкин и какая-то суровая дама из “Слабого звена” и еще не очень известный молодой человек — все возле денег. Один раз я видел, как разбогател кто-то и из народа. Об этом даже написала “Комсомольская правда”. В сочельник играли на деньги Владимир Кара-Мурза, Эрнст Мацкявичус и Андрей Норкин. Все было разыграно как по нотам. Скажем прямо — общество неравных возможностей. Серьезно и сдержанно прозвучал в рождественскую ночь и в сочельник голос Патриарха”.

Если внимательно взглянуть на эти “непошедшие отрывки”, оба они направлены против неправого богатства, против двойного стандарта, против лицемерия богатых.

Складывается ощущение, что народная газета, называемая “Труд”, именно богатых и защищает. Иначе как понять?

…Выставку Моне нечего описывать, я все это видел в Орсе в Париже, все подборки фотографий и некоторые выставленные предметы эпохи Моне — Пруста тоже знакомы. То же помню по музею в Комбре, по иллюстрациям к только что прочитанной книге Моруа. В одной из четырех витрин, где выставлены книги Пруста и книги о Прусте, лежат и автографы трех русских поэтов, творчество или хотя бы чтение которых как-то с Прустом было связано. Это два письма, одно написанное М. И. Цветаевой, а другое — Б. Л. Пастернаком, но вот зато третье имя никто не отгадает сразу… Это три (три!) чисто перебеленных автором текста своих стихов. “Ты так печальна, словно с уст…”, “Биография гения…”, “Есть где-то церковка…” Этот автор — Александр Кушнер. Просто классно! Придется вставлять новую цитату из В. Топорова. Вот как он объясняет свойства этого литературного гения, стоящего рядом с Цветаевой и гениальным Пастернаком. “Прочтите наконец стихи Кушнера открытыми глазами, по крайней мере, стихи последнего десятилетия! Написанные без божества, без вдохновенья, с непременной кражей, которую люди поделикатней назвали бы аллюзией, а люди поподмашистей — “интимной связью”…

Кроме вторичности и неподлинности стихам Кушнера присущ еще один недостаток — метафизический изъян. В них отсутствует внутреннее напряжение — и в сравнительно безобидных, и в совсем никудышных. В его сознание встроен “маячок” типичного советского поэта: качество жизни обеспечивается количеством строк. Сейчас, когда у Кушнера берут --">