Юрий Александрович Федосюк - Утро красит нежным светом… Воспоминания о Москве 1920–1930-х годов

простые, малограмотные работяги. Только после войны, точнее после 1953 года, подвальные и верхнеэтажные пролетарии или их уже выросшие дети получили отдельные квартиры, равноценные тем, что получала интеллигенция, – разумеется, уже в новых домах.

Итак, дом наш был семиэтажным – по тому времени редкость. В это не сразу верилось; задрав голову, считал: раз, два, три… сбивался, снова считал: да, в самом деле, семь. Это вселяло гордость, таких домов вокруг не было. Мы, маленькие обитатели дома-гиганта, хвалились высотой нашего жилища перед ребятами соседних малоэтажных домов.

Над домом простиралось только голубое, замешанное белыми облаками небо. Иногда с глухим гулом его пересекал самолет, в ту пору именовавшийся аэропланом. Это сразу же отвлекало от игр и других наземных интересов, взоры устремлялись ввысь («Где он? Ах, вон, вон!»), и дети исступленно скандировали немудреный стишок:

Ироплан, ироплан,

Посади меня в карман,

Из кармана упаду,

Всю головку расшибу.

О этот примитивный дворовый детский и полудетский фольклор! Почему он так цепко влезал в детские души, запоминался раньше и прочнее чарующих стихов и сладостных песен? Здесь, наверное, сказывалась неискушенность детской души, легко подпадавшей под обаяние простейших слов, четкого ритма и чеканных рифм.

Стоило закапать дождю, как дети хором декламировали стихи, наполовину им непонятные:

Дождик, дождик, перестань,

Мы поедем на Рязань,

Богу молиться,

Христу поклониться.

Ловили паука, отрывали ему ногу, оторванная конечность импульсивно делала гребущие движения. На это тоже был стишок:

Коси, коса,

Пока роса.

Вот попалось в руки крохотное красное насекомое – божья коровка. Если паук – злой, то это – Божье существо, давить и мучить его грех – так объясняли взрослые. Наглядевшись, можно было сказать:

Божия коровка,

Улети на небо,

Принеси нам хлеба.

А она не летит, хоть крылышки есть. Дунешь – упадет, куда-то исчезнет. Какое там небо! И откуда надежда, что такая маленькая тварь может принести с небес хлеба? Может быть, это древнее языческое поверье: благословенное насекомое может вымолить у Даждь-бога дождь с неба, то есть обеспечить людей урожаем?

Были и дразнилки. Не расслышишь сказанного, спросишь: «Чего?» – последует ядовитый стишок:

Чего, чего.

Села баба на чело

И кричит: «Чего? Чего?»

В школе я узнал, что «чело» означает «лоб», и счел стишок совсем бессмысленным, но потом выяснилось, что в деревнях челом называют отверстие в русской печи, на которое и в самом деле можно усесться.

Обидчика часто дразнили так:

Колька-Колястик,

Вшивый поросястик!

Конечно, это «модель»: вместо Колька можно было вставлять любое имя, в том числе женское.

Играли и с девочками, но постепенно такое общение стало рассматриваться как зазорное. Чуть детвора заметит, что мальчик слишком много времени проводит с девочкой, начинается перешептыванье, а потом внезапно оба оказываются в центре круга, издевательски декламирующего:

Тили-тили-тесто,

Жених и невеста,

Тесто засохло,

А невеста сдохла.

А то какой-нибудь балбес постарше подойдет к маленькому и с невинным видом попросит:

– Скажи «стакан».

– Стакан.

– Твой отец таракан.

Очень обидно становится, но балбес не унимается:

– Скажи «веревка».

– Веревка.

– Твоя мать воровка! Э-э, слышали? Его мать воровка! Он сам сказал.

От старших ребят можно было услышать стихи посложнее, да и позабористей. В ходу был, например, такой куплетец, произносимый многократно, громко и нараспев:

Товарищи, внимание!

На нас идет Германия,

Французы ни при чем —

Дерутся кирпичом.

Эта чушь, бесспорно, отголосок недавно прошедшей Первой мировой войны, а может быть, и немецкой оккупации, последовавшей после Брестского мира. Доставалось и американцам:

Один американец

Засунул в ж… палец

И думает, что он

Завел свой граммофон.

Подрастая, я всё большее участие принимал в дворовых детских играх. Они передавались – без изменения правил – от старших к младшим, быстро вспыхивали и так же быстро угасали, заменяясь другими. Игр было десятки, казалось, что они бессмертны; куда же они все или почти все бесследно исчезли? В современных дворах играют всего в какие-либо три-четыре игры. Загадка для социологов и психологов: почему так мало стало групповых игр?

На первом месте стояли уцелевшие до наших дней салки --">