Соломон Николаевич Демурханашвили - Солнцеворот. Повесть об Авеле Енукидзе

напряженно вслушивались в его негромкий, с легкой картавинкой голос.

Когда декларация была дочитана до конца, председательствующий предложил всем, кто голосует за нее, поднять свои мандаты. И тут неожиданный порыв поднял всех на ноги. Зал встал. Общее радостное волнение вылилось в дружно подхваченную всеми делегатами грозную мелодию «Интернационала».

Молодой рабочий, стоявший рядом с Авелем, когда доходило до слов припева: «Это будет последний и решительный бой», с особенным нажимом произносил вместо «Это будет» — «Это есть».

Это есть наш послеедний

И решительный бо-ой! —

с радостным упоением пел он. И дальше, тоже на ходу меняя слова:

С Инте-ернациона-а-алом

Воспря-анул род людской,

Авель счастливо улыбнулся и вслед за соседом стал петь так, как и он.

А когда кончили петь «Интернационал», все делегаты стояли некоторое время молча. И в этот момент чей-то голос крикнул из задних рядов:

— Товарищи! Вспомним тех, кто погиб за свободу!

И все, не сговариваясь, в едином порыве запели:

Вы жертво-ою па-али в борьбе ро-ковой

Любви беззаве-етной к наро-о-оду!

Вы отда-а-али все, что могли, за него,

За жизнь его, че-естъ и свобо-о-оду.

Перед глазами Авеля проплыли лица не доживших до этого дня друзей. Измученное чахоткой лицо Тамаза Бабилодзе. Изуродованное сабельным шрамом, залитое кровью лицо зарубленного Саши Ельцова. Родное, незабываемое лицо любимого друга Ладо…

Прощайте же, братья, вы честно прошли

Свой доблестный пу-утъ благоро-о-одный…

Авель ощутил на своем лице слезы. Оглянувшись, он увидел, что плачут многие. Какой-то пожилой солдат рыдал как ребенок. Не все выражали свои чувства так открыто. Но слезы блестели в глазах даже самых суровых, самых замкнутых. Каждому из них было кого вспомнить. У каждого были на сердце рубцы и шрамы, память о тех, кто отдал жизнь за то, чтобы настал этот долгожданный день.

«Вот и обо мне когда-нибудь вспомнят так же, — подумал Авель. — Вспомнят — и дальше, к новым боям, новым сражениям… Ну что ж, я готов. Если революции потребуется моя жизнь, я готов…»

Примечания

1

Кеври — молотильная доска.

(обратно)

2

Гуда — кожаный мешок, сделанный из цельной шкуры животного.

(обратно)

3

Мчади — кукурузная лепешка.

(обратно)

4

Лобиани — лепешка с запеченной в нее фасолью (лобио).

(обратно)

5

Тонэ — врытая в землю круглая глиняная печь для выпечки грузинского хлеба.

(обратно)

6

Стихи грузинского поэта Николая Бараташвили. Перевод Бориса Пастернака.

(обратно)

7

«Меоре даси» — «Вторая группа».

(обратно)

8

Ганнибал у ворот! (лат.) Употребляется как предупреждение о грозящей и близкой опасности.

(обратно)

9

Абраг — человек вне закона, скиталец, преследуемый властями.

(обратно)

10

Калбатоно — госпожа, сударыня (груз.).

(обратно)

11

Муша — рабочий, в данном случае носильщик.

(обратно)

12

Искаженное — «таможня», неподалеку от которой иногда проводились состязания борцов.

(обратно)

13

Лука Разикашвили — имя и фамилия великого грузинского поэта Важа Пшавела.

(обратно)

14

Сачидао — музыкальная мелодия, сопровождающая борьбу палаванов.

(обратно)

15

«Квали» — «Борозда».

(обратно)

16

Шоти-пури — продолговатый хлеб с заостренными концами.

(обратно)

17

Бичо — мальчик (груз.).

(обратно)

18

«Катенька» — сторублевая ассигнация с изображением Екатерины II.

(обратно)

19

«Брдзола» — «Борьба» (груз.).

(обратно)

20

Батоно — господин (груз.).

(обратно)
--">