Петр Александрович Дружинин - Загадка «Таблицы Менделеева»

вновь оказался среди бойцов идеологического фронта. Возвратившись к химии, Кедров вступает в развернутую к тому времени т. н. антирезонансную кампанию^{[8] [9] [10]}, где занимает место одного из наиболее неумолимых критиков. В роли трибуна он громит «порочную» теорию резонанса Л. Полинга, мезомерный эффект К. Ингольда; критикует «с точки зрения химии» работы Э. Шредингера, выступает против «некритического перенесения на химию некоторых представлений, проповедуемых „физическими“ идеалистами в квантовой механике», подвергает остракизму принцип суперпозиции П. Дирака и принцип дополнительности В. Гейзенберга, предостерегает химиков от развития таких положений, поскольку это может «завести химию в дебри, значительно худшие, чем теория резонанса»^[11] и т. д.

Почти одновременно с лишением Б. М. Кедрова номенклатурных благ, в Ленинграде в музее-архиве Д. И. Менделеева М. Д. Менделеева-Кузьмина (приходившаяся фондообразователю дочерью) и Т. С. Кудрявцева обнаруживают неизвестные материалы. Б. М. Кедров быстро заинтересовался ими и вскоре превратился в крупнейшего исследователя Периодического закона^{[12] [13]}, параллельно критикуя 25-томное издание «Сочинений» Д. И. Менделеева (1937–1952)^[14] за «принципиальные ошибки философского характера», за «грубое извращение» и явные ошибки в истории открытия Периодического закона, «в корне извращающие историю научного подвига»^[15], освобождая таким образом себе поле научной деятельности.

Учитывая требования эпохи и собственные воззрения, Б. М. Кедров, с одной стороны, старался в своих трудах еще более убедительно утвердить приоритет Менделеева в открытии Периодического закона, с другой же, проводил собственную оригинальную теорию, что открытие совершилось Менделеевым хотя и не во сне, но в один — единственный день, после раскладки «химического пасьянса». Теория «дня одного великого открытия» потребовала от Б. М. Кедрова хронометрировать или, как он выразился, «микроанатомировать» день 17 февраля (1 марта) 1869 года практически по минутам, чему был посвящен ряд его работ^{[16] [17] [18] [19] [20]}. И факты, и предположения, и совпадения, и несовпадения… Все оказалось сдавлено Б. М. Кедровым под прессом «однодневной» теории.

Научный авторитет (а еще более — административный вес) Б. М. Кедрова был во второй половине ХХ века столь высок, что на долгие десятилетия миф о «дне одного великого открытия» оказался канонизирован в истории науки, став непреложной исторической истиной. Причем не только в России, но и, благодаря переводам его работ^{[21] [22]}, за рубежом. Распространению этой версии в отечественной литературе способствовало навязываемое единомыслие; в зарубежной — ограниченность источников и невозможность без знания русского языка критически рассмотреть сохранившиеся материалы, которыми оперировал Б. М. Кедров.

Категоричность его версии если и становилась в ХХ столетии предметом научной критики, то крайне редко и всегда одинаково робко. Например, в книге А. А. Макарени^[23], где автор постарался избегать всякой критики, но отстраненно излагал свой взгляд на проблему. (Ранее, в написанной совместно с С. А. Щукарёвым рецензии на подготовленный Б. М. Кедровым том «Периодический закон» в серии «Классики науки»^[24], критика касалась слабости собственно научной, химической составляющей трактовок Б. М. Кедрова, в особенности же его смелого заявления, что «система элементов в принципе может быть выражена также и аналитически, алгебраически, в виде определенного математического уравнения».) Исключением же является, по-видимому, лишь примечание в книге В. И. Семишина относительно формулировки заголовка книги Кедрова: «Это название малоудачное: речь идет о завершающем дне открытия, над которым Д. И. Менделеев работал около 15 лет»^[25]. Уже после смерти Б. М. Кедрова историк химии Д. Н. Трифонов, который был единомышленником и соавтором академика^[26], предложил «Версию-2» открытия Периодического закона^[27], в которой шел по стопам Б. М. Кедрова, но все-таки отверг теорию, что беловая рукопись «Опыта…» была создана в течение одного дня, указывая на уязвимость такой теории именно в соединении всех событий в одном дне и рассматривая эту дату как «день завершения одного великого открытия»^[28]. Несмотря на в целом скептическое отношение к «Версии-2» --">