Виталий Ильич Николаев - Танины тополя

щучьими спинами не могли увильнуть от цепких и сильных рук. Живой человеческий конвейер подхватывал бревна, выносил их на берег. Непрерывно визжали пилы, стучали топоры. По лицам мужчин и женщин струился пот, но, казалось, никто не замечал усталости. Вместе со всеми, успевая и на воде и на берегу, работал секретарь укома Корякин. Только и слышен был его хрипловатый голос:

— Красная Армия, не подкачай!

— Железная дорога, поднажми малость!

— Молодцы, граждане, зимой зубами стучать не придется!

За каких-нибудь два-три часа были выгружены из воды десятки кубов древесного топлива.

Мария стала было помогать мужу складывать дрова в поленницы, но Николай отвел ее в сторону и, погрозив пальцем, сказал:

— Смотри у меня, Маша… Не думай даже. — Потом, тепло улыбнувшись, добавил: — Ты сына мне сбереги, а я за двоих управлюсь. Поняла?..

19 декабря 1919 года в доме Барамзиных на Мещанской родилась девочка. Ее назвали Таней.

Прошло несколько лет, и на Таниной белой рубашке появилась большая красная звездочка: Таня стала октябренком. А еще через два года комсомолец-пионервожатый повязал ей на шею красный галстук.

Когда в здании бывшей глазовской церкви был открыт первый пионерский клуб, Таня вместе с любимой подружкой Гутей Птицыной шла в колонне под дробь барабанов. Впереди колонны шагал знаменосец. На большом полотнище, таком же алом, как Танин галстук, был нарисован юный горнист и золотом отливали слова: «Будь готов! — Будем готовы!»

2

Неразлучные подружки Таня и Гутя жили почти на самой окраине города. Ходили в школу по улице Короленко, любили пионерские сборы и, как всякий из нас в детстве, заново открывали для себя родной город: забирались в самые далекие, незнакомые уголки, бродили по его лучеобразно расположенным улицам и, конечно, мечтали найти клад с несметными сокровищами.

Старый Глазов — город купцов и место ссылки — славился кабаками, тюрьмой да церковью. Поэтому каждая новостройка в годы первой пятилетки встречалась жителями как событие большой важности. Таня с Гутей видели, как строился льнозавод, масло- и молокозаводы, бегали на Сибирскую посмотреть здание мебельной фабрики.

Работала тогда еще в городе и целая армия кустарей-одиночек: шорники, сапожники, хлебопеки, портные — народ интересный, бывалый, небесталанный. Захотел ты иметь шкаф-буфет или диван с точеными ножками — иди к Хлыбову или Щепину, это по их части, сапоги со скрипом понадобились — ступай к Титлянову или Зяблову, часы остановились — Трапезников их починит. Ну, а самые вкусные пирожные, французские булочки, ароматные белые караван найдешь у Каплуна или Уткина.

Каких только историй не знали эти люди — заслушаешься! С некоторыми из них Таня и Гутя очень дружили, особенно со стариками, которые еще хорошо помнили, как в доме Холстинина сапожничал книжник Владимир Галактионович Короленко…

Не всех кустарей почитали в городе. Была, например, Кузьмина — мелкая торговка хлебом. Сама высоченная, с каланчу, а муж — маленький. Хлеб продадут, напьются и драку затеют. Скандалят на всю слободку. И так — каждый божий день.

Или Градобоиха. Она всех ребят ненавидела. Выйдет на улицу — только и слышен ее голос. Не голос, а голосище! Однажды выбежала она с кастрюлей горячей воды и обварила кипятком руку Тамаре Злобиной, одной из Таниных подружек. Но и ребята не оставались в долгу: забирались в Градобоихин огород и лакомились морковкой и репой.

Был еще мастеровой по прозвищу Екира мара, некто Чежегов — столяр и маляр. Через каждое слово вставлял свое любимое выражение «Екира мара». Когда выпивал лишнего, ругал всех на чем свет стоит. Тут уж ребята соберутся и кричат:

— Екира мара!

Он — за ребятами, а те — огородами и на сеновал. А вообще-то был он человек незлобивый. И одинокий. Только собака была у него. Он всюду ходил с ней.

По праздникам глазовцы собирались за Чепцой, на Вшивой горке. И не только горожане. С ярмарки, проходившей неподалеку, на площади Свободы (когда-то она называлась Церковной площадью), жители окрестных деревень, вдоволь наторговавшись, поворачивали сюда. Лошадки, почуяв, что их вот-вот распрягут, каждый раз норовили поскорее пройти через длинный деревянный мост на ту сторону — только ведерки с дегтем покачивались да веселее позванивали бубенцы.

Ах, эти гулянья за Чепцой-рекой с их разноязычной речью и пестрядью одежд! Будто сейчас вижу, как --">