Игорь Витальевич Подберезский - Хосе Рисаль

колониального аппарата и кончая хижиной бедняка». Не случайно Филиппины считали не просто колонией, а своеобразным теократическим образованием.

Четыре ордена — августинцы, францисканцы, иезуиты и доминиканцы (позднее появились августинцы-реколеты) — фактически поделили между собой архипелаг и скоро превратились в крупнейших феодальных эксплуататоров. Даже те из них, которым их собственный устав предписывал обет бедности, скоро обзавелись земельными владениями. Испанские монахи, как говорили в то время, «самый отсталый и реакционный продукт самой отсталой из старых наций в Европе», и в XIX веке господствовали на островах. Заметим, что в провинциях, в которых в 1896 году вспыхнула национально-освободительная антииспанская революция, 42 процента земель принадлежали орденам, и монах был самой ненавистной фигурой в глазах филиппинцев.

Собственно, по церковному праву монахи не должны были печься о душах обращенных в христианство филиппинцев — на «черное духовенство» (монахов) возлагалась лишь задача обращения, а затем забота о прихожанах переходила к «белому духовенству» (священникам). Однако вплоть до конца испанского колониального господства именно монахи возглавляли приходы. Для укрепления своей власти они ловко изобретали идеологические обоснования. В самом начале испанского владычества некий иезуит писал: «Их неразумие мешает им понять всю глубину нашей святой веры. Они плохо выполняют свои христианские обязанности, и их надо удерживать в вере страхом сурового наказания и управлять ими как детьми». А в самом конце испанского владычества последний испанский архиепископ Манилы заявлял, что филиппинцы «абсолютно не имеют характера», что у них «недостаточно умственных способностей, чтобы переваривать сколько-нибудь абстрактный вопрос», что «благоразумие и предусмотрительность им неведомы», что, «как только они покидают ученое общество, они тут же забывают все, что выучили», и даже что «в их любви к детям более звериного, нежели человеческого». Для испанцев филиппинцы были простой принадлежностью фауны архипелага, которые годились лишь для тяжелой работы.

Филиппинцы распадались на несколько крупных народностей и множество мелких племен. Северный и самый крупный остров архипелага Лусóн заселяли тагалы (Хосе Рисаль был тагалом), илоканцы, биколанцы и другие. В центральной части архипелага обитали висаянцы, на юге жили приверженцы ислама, которых испанцы так и не покорили. Испанцы объединили архипелаг: прежде разрозненные барангаи оказались связанными в единое целое, хотя единство это было насильственным, навязанным извне. Тем не менее некоторые филиппинские культуроведы утверждают, что испанцы создали филиппинскую нацию. Рассуждают они примерно так: до прихода испанцев единой филиппинско!! нации не было, к моменту их ухода она уже была, следовательно, создали ее испанцы. Один из современных филиппинских теоретиков пишет: «В сущности, Испания создала нас как нацию, как исторический народ. Филиппины были порождены Испанией и являются ее творением. Между доиспанскими племенами, знавшими только свои тотемы и табу, и нынешней филиппинской нацией такое же расстояние, как между первобытной протоплазмой и человеческим существом». Не отрицая значения испанского влияния, следует со всей определенностью сказать, что национальное самосознание филиппинцев не было сформировано испанцами; напротив, оно сложилось вопреки их воле и в борьбе с ними.

Борьба эта обычно облекалась в религиозные формы. Вначале она имела ярко выраженное антихристианское направление, а вскоре приняла формы христианского сектантства. В 1663 году на острове Панáй некий Тапáр объявил себя богом-отцом, одного из своих помощников назначил Иисусом Христом, другого — святым духом, свою приближенную — девой Марией, прочих сторонников — папами, кардиналами, епископами. За такое кощунство «святая троица» была скормлена крокодилам (старинная, еще доиспанская казнь на Филиппинах), а дева Мария обезглавлена. Событиями такого рода полна история Филиппин. Монахи видели в них только внешнюю, религиозную форму и рассматривали эти антииспанские выступления как проявления фанатичного суеверия, одержимости демонами. Они не считали их опасными для своего господства — «туземные войска», набранные за пределами района восстания, обычно легко подавляли все мятежи.

Опасны были не сами выступления, опасна была их --">