Кристофер Оллманд - Генрих V

случае с Вестморлендом, возможно, дело было в отдаленности графства и очевидной "неважности" парламента (кроме налогообложения) для общества, больше занятого проблемами местного беззакония, чем войной во Франции?^[21] В любом случае, есть намеки на то, что после возвращения короля и многих дворян в Англию в 1421 году возродился интерес к числу и рангу тех, кто участвовал в парламентских выборах и был избран в парламент^[22]. Политический процесс, который, возможно, пострадал во время трех с половиной лет отсутствия Генриха, вероятно, начал восстанавливаться в последний год, или около того, царствования.

Те, кто, добившись успеха, умирают раньше своего времени, всегда оставляют вопрос без ответа: могли ли они добиться большего? В случае Генриха V этот вопрос ставится по-разному, но в итоге сводится к следующему: мог ли он воплотить в жизнь договор в Труа и добиться эффективного объединения английской и французской корон под властью одного человека?

Традиционный вердикт гласит, что это было бы трудно, но не невозможно. Безусловно, потребовалась бы новая мобилизация людей и денег на неопределенный срок для того, чтобы, как того требовал договор, фактически разделивший страну на двое, завоевать те части Франции, которые не признали законность его условий. К концу своего правления, как будет показано ниже, Генрих чувствовал себя менее оптимистичным, чем прежде. Не зашел ли он слишком далеко, став "неспособным принудить к миру на своих условиях и неспособным в равной степени поддерживать бесконечную войну"?

Не все согласились бы с этим мнением. Утверждается, что в годы после смерти Генриха англичане со своими бургундскими союзниками продвигались на юг, тесня врага, который почти ровно через два года после смерти Генриха потерпел поражение при Вернейле. Существует слишком мало свидетельств, чтобы предположить, что в 1422 году английские военные силы не были способны на большее. Возможно, в "военном" аргументе есть доля истины^[23]. Но следует также признать, что поддержка войны в Англии, изначально столь сильная, во многом была обусловлена личностью одного человека, способного возбудить национальные чувства для пользы себе и своему делу. Не могло ли это, при других обстоятельствах, воспрепятствовать принятию основной концепции договора в Труа, а именно, что один человек должен одновременно править обоими давними соперниками, Англией и Францией?

В этом контексте крайне важно оценить рост национальной идентичности и самосознания в обеих странах в предыдущие десятилетия. Стимулировать антифранцузские настроения, представить эту страну в качестве врага, а затем попытаться объединить две короны и добиться одобрения иностранной династии на французском троне было бы исключительной задачей. Те, кто утверждает, что это было возможно, игнорируют чувство французской идентичности, рост авторитета французской королевской династии, а также целостность французской истории, создававшееся на протяжении многих лет. Огромность того, что договор в Труа нанес ущерб законной французской династии, лишив дофина его "естественных" прав, очень скоро будет взята на вооружение французскими королевскими пропагандистами. Не осталось незамеченным и то, что, хотя король Англии уже давно претендовавший на титул короля Франции, тем не менее позволил своему тестю, Карлу VI, сохранить этот титул до своей смерти, что едва ли свидетельствовало о том, что английский король твердо верил в законность своих притязаний. Правда, были и те, кто утверждал, что лучше жить под властью английского короля, чем под властью беспорядка и бесчинств, связанных с французскими феодальными группировками: высказывалось предположение, что Генрих мог завоевать расположение французов благодаря "твердому и мудрому управлению"^[24]. Конечно, управление Францией братом Генриха, Джоном, герцогом Бедфордским, получило общее одобрение современных, менее националистически настроенных французских историков. Однако факт остается фактом: Генрих был правителем "древней страны", и при жизни дофина было маловероятно, чтобы король Англии нашел всеобщее признание в качестве короля Франции. Обстоятельства были, мягко говоря, против этого.

Читатель, желающий составить мнение о Генрихе из современной легенды, возможно, будет разочарован этим исследованием. Я не приношу извинений за это. Мне всегда казалось важным демифологизировать --">