Владислав Март - Дежурство

понимать. Такие люди начинают думать о плохом, всё им видится злым. Они делают страшные вещи от того. Потому что они живут во тьме.

— Давайте я вам под местной анестезией сделаю реампутацию аккуратно, вот здесь в перевязочной на столе, красиво зашью, палец будет как новый. А не эта культяпка с раной. Только на одну фалангу короче. Я вы мне…

— Я вам расскажу, что на улице светло. Вы мне поможете, а я вам.

— Окей.

И я начал свою нехитрую операцию под лидокаином, с проводниковой блокадой пальца. Небольшая лонгета из проволоки и повязка завершили дело. Скальпель был острым, нитки атравматическими, бинт легко разматывался, словно импортный. Не смотря на усталость, всё ладилось, не упало ни капли крови. Пациент совершенно не беспокоился. Вместо истории про волка и солнце он рассказал, что долго жил в Монголии. Здесь у него брат, пожилой, решил проведать. Отчего-то остриженный пациент пару раз отметил, что я точно угадал на счёт двери. Через дверь он и приехал. А день, то есть ночь действительно сегодня особенная, можно подхватить тьму от злого человека или от волка, к примеру. Но всё закончилось. Пальца, к слову, ему совершенно не жаль. Лидокаин обычно не вызывает никаких странных реакций у больных. Так, лёгкое желание болтать из-за общего стресса. Лёгкая бравада во время операции, защитная реакция. Так-то. Я начал и закончил молча, угукая или кивая под маской. Попросил зайти его в понедельник ко мне в отделение, смогу перевязать.

— Больничный значит не нужен?

— Нет. Я к вам в понедельник на перевязку. А швы уж дома сниму. На следующей неделе будет дверь в Монголию. Как раз у брата в гостях всё хорошо заживёт.

— Договорились.

Пациент ушёл. Я записал операцию в карточку, позвонил операционным о том, что без них использовал перевязочную. Они тоже сменились и как раз собирались вниз менять стерильную зону.

В общем холле приёмного мне вручили трубку телефона, звонил Валентиныч сверху.

— Привет, прости меня, виноват, опоздал. Я обход сделал уже. Всё норм. Вывих вправлю, это пять минут, анестезиолог уже идёт. Спасибо, что рану зашил сейчас. Ещё раз извини, тьма какая-то, затмение что ли, еле доехал.

— Нормально, бывает. Там, знаешь за вами ещё перелом с повреждением магистральной артерии. Я думаю, что высплюсь и подойду вечером его посмотреть. Если придётся оперировать можешь на меня рассчитывать. Телефон мой есть на посту.

— Ну, смотри сам, вижу дело Мих Миха живёт.

— И травму взрывную могут перезачислить из глаз, но там ничего не нужно делать, только дневник написать. Можешь лёгкие проконтролировать.

— Ок. Вот ты надежурил.

Мы перебросились ещё парой фраз. Что-то про график в следующем месяце и посчитали, что передача смены произошла.

Я вышел из приёмного сразу на улицу, по короткому пути в свою ординаторскую в другой корпус. И только я отрыл широкую дверь для каталок, мне в глаза ударил солнечный свет. Я на секунду ослеп, как бывает зимой, в горах или если снять на пляже солнечные очки. Свет, привет, ты есть. Проморгался я и увидел лето, воробьёв в траве, стоянку урологов с блестящими на солнце машинами. От круглого зеркала для машин на повороте приёмного зайчик падал на стену соседнего корпуса будто там появилось дополнительное окно. Я снял шапочку и подставил неумытую кожу головы свету. Подставил и пошёл. Очень медленным уважительным по отношению к солнцу шагами я завернул за угол в направлении своего корпуса. Солнце грело спину через халат. Моя длинная худая тень тоже была какой-то светлой, не тёмной, не серой, рассасывающейся на солнечном асфальте. Сменив одежду, я пошёл домой пешком. Суббота, да ещё такой ясный день. Ни облачка, ни ветра, чистое лето. Мне очень повезло идти домой в такое чудесное мгновение.

--">