Константин Георгиевич Паустовский , Валерий Яковлевич Брюсов , Виктор Александрович Широков , Вадим Сергеевич Шефнер , Константин Михайлович Фофанов , Булат Шалвович Окуджава , Константин Яковлевич Ваншенкин , Марина Ивановна Цветаева , Евгений Александрович Евтушенко , Георгий Аркадьевич Шенгели , Глеб Яковлевич Горбовский , Давид Самойлович Самойлов , Александра Михайловна Коллонтай , Андрей Андреевич Вознесенский , Семён Вульфович Ботвинник , Лев Адольфович Озеров , Всеволод Борисович Азаров , Леонид Николаевич Вышеславский , Нина Григорьевна Локшина , Игорь Николаевич Григорьев , Борис Васильевич Правдин , Вальмар Теодорович Адамс , Александр Александрович Иванов (поэт-пародист) , Юрий Павлович Вимберг , Анатолий Михайлович Краснов , Александр Борисович Левин , Борис Ильич Куняев , Ирина Евгеньевна Баринова , Татьяна Сергеевна Зрянина , Михаил Анатольевич Шаповалов , Юрий Дмитриевич Шумаков - Венок поэту: Игорь Северянин

рюмок

в сигарном дыму исчез.

А все же в строках порою

сквозила боль человечья,

и жизни моей дорога

однажды меня привела

в обитель его, где тлеют

воспоминаний свечи,

под сень той эстонской мызы,

где Муза его жила.

Он думал в бессонные ночи:

— Кто здесь обо мне расскажет?

Кто здесь материнской любовью

благословит мой прах?

И с выдуманной королевой

в придуманном им экипаже

катил он, чтоб вымыслом

скрасить тоску о родных краях…

Разбились на кочках столетья

ландо и кабриолеты,

словесные стихли сраженья

в сраженьях жестоких лет,

погасли былые закаты,

погасли былые рассветы,

а старый поэт не умер,

на то он и есть поэт!

СЕМЕН БОТВИННИК «Был век и кровав и жесток…»

Был век и кровав и жесток,

и жить оставалось не много, —

а он все глядел на восток,

куда уходила дорога —

меж сосен

и зябких осин,—

где дали горели багряны,

вдоль теплых эстонских низин,

где серые плыли туманы,

и стыли в туманах стога…

В последнюю веря удачу,

душою

Невы берега

он видел, и старые дачи,

и город, где слава его

пьяняща была и лукава…

Уже ничего… Ничего…

Уже ни здоровья, ни славы,

уже ни любви, ни вина…

Глядел он, скрывая усталость,

туда,

где Надежда одна

и Родина,—

все, что осталось…

КОНСТАНТИН ВАНШЕНКИН «Соловьи монастырского сада…»

В сознании большинства Игорь Северянин имеет прочную репутацию стихотворца безвкусного, пошлого, бесцеремонного, позера с колоссальным самомнением, писавшего на потребу самой ничтожной публике. Все эти его поэзы об ажурной пене, пажах, ананасах в шампанском, каретах куртизанок и прочее наиболее запомнились.

О лилия ликеров — о Creme de Violette!

Я выпил грез фиалок фиалковый фиал…

Я приказал немедля подать кабриолет

И сел на сером клене в атласный интервал…

Действительно, черт знает что. Роскошная жизнь. Пародия на изящное.

Популярность его была ошеломительна.

Однако ряд крупных поэтов всерьез интересовались Северяниным, приглядывались и прислушивались к его стиху, ритмам, словесным новшествам. Сомнений не было ни у кого — это по сути своей настоящий поэт, хотя он и ведет себя в литературе (т. е. пишет) как не настоящий.

Впрочем, в нем обнаруживалось и немало человечного. И не только в позднем. Трогательная тяга к К. Фофанову, забота о его судьбе. Некоторые стихи о природе.

А уж у позднего Северянина тем более. Он жил в буржуазной Эстонии, не желая сотрудничать в белоэмигрантских изданиях, судя по всему, очень тосковал. Родина была рядом, слышалась и волновала, как в комнате за стеной.

В период присоединения Эстонии к Советскому Союзу он начал печататься у нас. В сорок первом он умер.

Любопытны его сонеты «Медальоны» — посвященные композиторам и писателям, в том числе и нашим современникам; есть сонет и о себе. В них немало наблюдательности, точных художественных оценок. Так, о Бунине сказано:

В нем есть какой-то бодрый трезвый хмель.

Трезвый хмель Бунина — по-моему, замечательно подмечено. Или, к примеру, о Гончарове:

Рассказчику обыденных историй

Сужден в удел оригинальный дар,

Врученный одному из русских бар,

Кто взял свой кабинет с собою в море…

Последняя строка вообще как нельзя лучше выражает метод или сущность писателей-маринистов.

А вот — о Федоре Туманском, чье восьмистрочное стихотворение «Птичка» на равных соперничает с одноименным пушкинским. У Северянина сказано о нем:

Хотя бы одному стихотворенью

Жизнь вечную сумевший дать поэт…

Верно, но ведь это как раз у Пушкина:

… Когда хоть одному творенью

Я мог свободу даровать!

А у Туманского кончается так:

Она исчезла, утопая

В сиянье голубого дня,

И так --">