Коллектив авторов , Максим Эдуардович Кравчинский - Звезды царской эстрады

рестораны со средним счетом в годовую зарплату рабочего, любил покутить и желательно в обществе красивых этуалей.

В общем, любимец публики и дамский угодник.

В советских реалиях о нем знали мало: на слуху были Вертинский, Лещенко, запевшие лет на 15 позднее. А Морфесси остался как бы обломком той, во всех смыслах старой России и громоздился в массовом сознании этаким комодиком из барских интерьеров. О нем вспоминали только подкованные литераторы в романах о Гражданской войне и реже – музыковеды с меломанами. Валентин Пикуль в хронике «Из тупика», рассказывающей о событиях 1918–1920 гг. на севере России, описывает такую сцену: «Был уже поздний час, но в британском консульстве лампы не зажигали. Уилки сидел у себя на постели, пил виски и заводил граммофон с русскими пластинками. Особенно ему нравился Юрий Морфесси, – пластинка кружилась, и лицо красавца Морфесси, изображенное на этикетке, расплывалось, как в карусели.

Вернись, я все прошу – упреки, подозренья.

Мучительную боль невыплаканных слез,

Укор речей твоих, безумные мученья,

Позор и стыд твоих угроз…

Дверь тихо отворилась, и вошел бледный Юрьев. Остался на пороге, не вынимая рук из карманов, и по тому, как обвисли полы его короткого пальто, Уилки определил: “В левом – браунинг, в правом – кольт”.

– Погоди, – сказал ему Уилки. – Очень хорошая песня.

Мы так недавно так нелепо разошлись.

Но я был твой, а ты была моею.

О, даймне снова жизнь —

вернись!

Пластинка, шипя, запрыгала по кругу. Уилки снял мембрану. Налил себе виски, взбудоражив спиртное газом из сифона.

– А хорошо поет, верно? – спросил равнодушно».

Писатель очень точно находит примету времени. Красавец-певец, проникновенно изливающий декадентский романс, – то, что надо^[1].

Как ни странно, но в отличие от других, гораздо более серьезно эту жизнь воспринимавших коллег именно Морфесси написал мемуары под названием «Жизнь, Любовь, Сцена. Воспоминания Баяна русской песни». Они вышли в 1931 году, в канун 50-летия артиста, в Париже, и с тех пор никогда в России отдельным изданием не печаталась.

Обсуждая в редакции состав и компоновку будущей книги, мы решили использовать мемуары Баяна русской песни как некую канву, вплетая в нее различные отступления, врезки, дивертисменты, антракты – всё, чтобы как можно подробнее обрисовать эстраду предреволюционной России.

Конечно, по ходу «пьесы» Морфесси упоминает знакомых, друзей, а главное – соратников по артистической стезе. Но ни одного крупного портрета он не нарисовал. В лучшем случае это абзац-другой прочувствованной, но с фактологической точки зрения совершенно нулевой информации.

Мы постарались восполнить эти пробелы. Так, вы прочитаете в книге о жизни – на сцене и вне ее – Николая Северского и его сыновей (знаменитая семья певцов и… военных летчиков), Михаила Вавича (с которым Морфесси очень крепко дружил, но почему-то не посвятил ни строчки), Александра Вертинского (с которым Баян соперничал за славу); истории жизни и творческого пути таких певиц, как Надежда Плевицкая, Иза Кремер, Настя Полякова… Присутствуют в книге менее известные личности: куплетисты Сарматов, Сокольский и Троицкий, борец Иван Заикин, клоун Жакомино и личности, совершенно забытые сейчас, но тоже определявшие лицо российской сцены.

Жизнь Морфесси взята за основу еще и потому, что оказалась она у Баяна долгой, вместив в себя славу, революцию, изгнание, войну… Практически никому из коллег артиста Господь не отмерил столь долгий век. Именно судьба Морфесси позволяет нам протянуть нить повествования с конца века XIX до середины XX столетия, увидев широкую панораму биографий эстрадных звезд царской России на фоне бурного времени.

Но прежде чем на «сцене» появится с сольной «программой» Юрий Морфесси, мне хочется пусть пунктирно, но обрисовать упущенные им образы, дабы, оправдывая название этой книги, дать развернутый ответ на вопрос: «Из каких же драгоценных осколков складывалась мозаика эстрады царской России?»

Максим Кравчинский

Интродукция. Во славу!

«Несравненная»

Ах, да пускай свет осуждает,

Ну, да пускай тянет молва.

--">