Синяя Гусеница - Околовоенные зарисовки

вспоминать, как в ее кабинет ворвалась уборщица-казашка и радостно сообщила, что теперь, когда «всех вас русских выгоним, я займу твое место!». Мама рассмеялась и встала, уступая ей место возле сложного оборудования.

Наверное, та казашка так и не узнала, что по методикам моей мамы работают во всем мире до сих пор – с помощью ядерных геофизических процессов определяют элементы в геологических породах. Она заплатила за это своим здоровьем, дважды перенесла лучевую болезнь. Она, как десятки тысяч специалистов со всего Союза, работала для развития страны, где жила. Также, как брат моего отца умер, поднимая целину. Они отдали Казахстану все, что могли. Так за что же ненавидят русских?

Это всего лишь одна история. Всего лишь вопрос?

……………

– Что ж вам все плохо? Вот, и еда у вас за столом, и одежда красивая, на машинах ездите! – бабушка, слушая, как мы обсуждаем политику да ругаем правительство, не выдержала. Я поднимаю глаза и вижу нас, и ее, словно, со стороны.

Ей в этом году 98. Она многое уже забывает, и не помнит, что ела за обедом. Но войну и свое детство она помнит. И нас научила не забывать.

Как-то по долгу службы, я писала о ней, рожденной в послереволюционной России, пережившей годы Великой Отечественной Войны, смерть близких, голод, и плен, и избежавшей страшной смерти в концлагере. Нам сложно представить все, что видела она – первую лампочку Ильича, первые личные автомобили, первые самолеты, полет в космос. Она пережила и тяготы до-путинской эпохи, с ее нищим униженным состоянием бессилия и нищеты. А теперь она счастлива, и не понимает, что еще нам надо. Это бытовое изобилие до сих пор кажется ей немыслимой роскошью. И я понимаю, как мы обнаглели со своим бесконечным стремлением к потреблению. Взгляд ее глазами очень отрезвляет.

Когда началась на Украине бандеровщина, мы бабушке не давали смотреть новости. Как старой объяснить, что наши соседи снова вытащили эту страшную и грязную составляющую своей истории, да еще и дали ей право на жизнь?

В моем розовом детстве были самые любимые ночи, когда она оставалась ночевать у нас. Лежа в темноте на кровати напротив, она учила меня молитвам и рассказывала про войну.

Это стало и моими воспоминаниями тоже. Детское восприятие так живо рисовало мне страшные картинки, где бабушка, совсем еще девочка, как я, проживала их вместе со мной. Я до сих пор не могу смотреть фильмы о войне, мне от этого больно…

Знаете, что я видела? Как летели низко самолеты, много. Они очень гудели, а потом на землю начали падать бомбы.

Вот тогда я поняла, что такое «медвежья болезнь». Бабушка смеется: «Все в подвал, а я – в поле».

А мне не смешно. Я знаю, что потом придут немцы. Их будет много, но больше будет бандеровцев. Они сгонят все село в кучу и отберут самых молодых и здоровых. А остальным скажут, чтоб заходили в избу и ждали подводу. И старенькая бабушка с дедом, и тетки ее с маленькими малышами, и еще много родных зайдут в эту избу.

– Я матери говорю, зачем мы пешком пойдем? Давай тоже подводу подождем, поедем как «пане», – а мать меня как «колупнет» за ляшку, – молчи, дура, их убьют, – бабушка замолкает.

И я знаю, что потом их сожгут заживо. Поэтому я не прошу рассказывать дальше. Перед глазами все проходит, будто вживую. Вот закричала ее крестная и кинулась к окну, из которого женщина пытается выкинуть младенца. Короткая очередь, и она падает мертвая, очередь отбрасывает женщину вовнутрь, а младенца бандеровец накалывает на штык и кидает обратно в окно. Стоит дикий крик горящих заживо, а фашисты стреляют по людям, что пытаются выбраться или помочь своим родным.

Я спрашиваю, не в силах понять: «Кто эти бандеровцы? Они же русские, не немцы, почему они им помогали?».

Бабушка пожимает плечами.

– Фашисты командовали. А эти – как звери, хуже зверей, – они прошли так по всем деревням подряд, – хватит, давай спать.

– Ба, – расскажи про Андронников…

– Ладно. Потом спать.

Бабушка начинает рассказывать, и снова перед глазами все оживает.

Соседняя деревня. Почти год идет война. Все, кто мог бороться, уже давно ушли партизанами в белорусские непроходимые леса. Еды почти нет, но женщины, отрывая последние крохи, носят им в лес скудные пожитки. Так и она возвращалась оттуда, когда услышала немецкую речь.

– Все, убьют, – Бабушка показывает, как она схватила себя за голову от отчаяния, – и я побежала. А вокруг – свись, свись – пули. Я прямо по ним бегу! И тут на месте сгоревшей избы – --">