Илья Александрович Груздев - Жизнь и приключения Максима Горького по его рассказам

гостей и заманили Максима на пруд, будто покататься по льду — на ногах, как мальчишки катаются; заманили да и столкнули его в прорубь. Он вынырнул, схватился руками за край, а они его давай бить по рукам, все пальцы ему растоптали каблуками. Счастье его — был он трезвый, а они — пьяные; он вытянулся подо льдом, держится вверх лицом посередь проруби, дышит, а они не могут достать его, покидали в голову ему ледяшки и ушли, — дескать, сам потонет! А он вылез да бегом домой. Узнала и полиция, да только ничего ей Максим не сказал, скрыл, — сам, говорит, забрел на пруд, да и свернулся в прорубь. Тогда старик Каширин пришел к Максиму и говорит:

— Ну, спасибо тебе, другой бы на твоем месте так не сделал, я это понимаю! И тебе, дочь, спасибо, что доброго человека в дом привела!

Прислал и сыновей прощенья просить. Максим и говорит им:

— Как это вы, братцы? Ведь вы калекой могли оставить меня. Какой я работник без рук-то?

А потом к Акулине Ивановне:

— Эх, мама, — говорит, — едем с нами в другие города, скушновато здесь!

И вышло скоро Пешковым ехать в Астрахань. Готовились там к празднику, и Максиму, как хорошему мастеру, заказали строить ворота с украшениями.

Астрахань — пестрый город. Живут там и татары, и армяне, и персы, живут плохо, бедно и грязно. А болезни частыми гостями приходят с Востока.

Алеша, которому тогда было пять лет, заболел холерой. Во время болезни отец весело возился с ним, усердно ухаживал за больным сыном, а потом сам заболел и умер.

А незадолго перед тем он катал Алешу на лодке с парусом. Вдруг ударил гром. Отец засмеялся, крепко сжал Алешу коленями и крикнул:

— Ничего, не бойся, Лук!

В доме деда

После смерти отца приехала в Астрахань бабушка, Акулина Ивановна, и увезла Алешу и его мать на родину, в Нижний.

В маленькой каюте парохода, взобравшись на узлы и сундуки, смотрел Алеша в окно, выпуклое и круглое, точно глаз коня. За мокрым стеклом бесконечно лилась мутная, пенная вода. Когда она, вскидываясь, лизала стекло, Алеша каждый раз спрыгивал на пол.

— Не бойся, — говорила бабушка и, легко приподняв его мягкими руками, снова ставила на узлы.

Алеша знал, что бояться нечего, но не мог удержаться, — так неожиданно вода кидалась на него.

Бабушка, круглая, большеголовая, с огромными глазами и смешным рыхлым носом, была вся какая-то черная, мягкая и казалась Алеше удивительно интересной. Говорила она ласково, весело и складно, а двигалась легко и ловко, точно большая кошка.

На палубе бабушка совсем расхлопоталась.

— Ты гляди, как хорошо-то! — говорила она, переходя от борта к борту и шумно радуясь, словно сама была не больше своего внука.

Было в самом деле хорошо. Погода была славная, небо ясно, берега точно шиты зеленым шелком, а по берегам — города и села, похожие издали на пряничные.

Хороши были и сказки бабушкины, что рассказывала она Алеше во время долгого путешествия.

Говорит, точно поет, и чем дальше, тем складней.

Алеша слушает и просит:

— Еще!

— А еще вот как было: сидит в подпечке старичок-домовой, занозил он себе лапу лапшой, качается, хныкает: «Ой, мышеньки, больно, ой, мышата, не стерплю!»

Подняв ногу, бабушка хватается за нее руками, качает ее на весу, смешно морщит лицо, словно ей самой больно. Вокруг стоят матросы — бородатые ласковые мужики, — слушают, смеются, хвалят ее и тоже просят:

— А ну, бабушка, расскажи еще чего!

Потом говорят:

— Айда ужинать с нами!

Ужинать с ними было очень весело. Сами они пили водку, Алешу же угощали арбузом и дыней.

Когда приехали в Нижний, к борту парохода подплыла большая лодка со множеством людей, подцепилась багром к спущенному трапу, и один за другим люди из лодки стали подниматься на палубу. Впереди всех быстро шел небольшой сухонький старичок в черном длинном одеянии, с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим носом и зелеными глазками. Это был дедушка. Он быстро вертелся, поворачиваясь то к тому, то к другому, и не просто говорил, а кричал, взвизгивая и прибавляя:

— Эх, вы-и…

И когда до Алеши доносился этот долгий звук «и-и», ему становилось как-то зябко и скучно.

Позади деда молча шли дядья Михаил и Яков. У обоих были мальчишки-сыновья, и обоих сыновей звали Сашами.

Бабушка толкала Алешу вперед, чтобы со всеми здоровался да кланялся бы. А он и вовсе растерялся.

Съехали с парохода и пошли толпой по улице, мощенной крупным булыжником.