Александр Константинович Гладков - Не так давно. Пять лет с Мейерхольдом Встречи с Пастернаком. Другие воспоминания

шестнадцать лет он напечатал первую маленькую заметку о спектакле. Весной 1930 года стал автором большого «подвала» — статьи, печатавшейся внизу газетного листа и занимавшей едва не треть страницы. Называлась статья «Театр на посевной» — отчет о совещании вернувшихся с посевной агитбригад.

Репетиции у Всеволода Мейерхольда, премьеры, знакомства с молодыми дарованиями — Алексеем Арбузовым, Валентином Плучеком, Эрастом Гариным, репетиции в студии Николая Хмелева, веселые сборища, прогулки по ночной, тихой, прекрасной Москве, походы по букинистам, выискивание среди пахнущих пылью фолиантов неожиданных и таинственных раритетов, погоня за книжными новинками, первые скудные гонорары, первые свидания, первые разочарования и новые влюбленности — жизнь юноши была заполнена до предела. Спал ли он, наяву ли все это было?.. Он впитывал в себя и впечатления от новых встреч, и кем — то сказанное меткое слово, и шумные волны бурных дискуссий. По сути дела, не он выбирал свой путь, а обстоятельства, течение жизни определили его судьбу в литературе.

Важнейший, ключевой, отправной момент в жизни Гладкова — работа в театре у Мейерхольда. Встречи, знакомство, вхождение в круг Мастера — все это растянулось на годы и в конечном счете стало подступом к тому тесному общению, сближению, пониманию и взаимопониманию, которые так спрессованно и точно отразил Александр Гладков в своей книге «Пять лет с Мейерхольдом». Гладков числился «сотрудником научно — исследовательской лаборатории» театра Мейерхольда, однако определенных обязанностей за ним закреплено не было. Хорошо знавший Гладкова в те (да и в более поздние) годы А. П.Мацкин вполне резонно резюмировал: «Мне кажется, что Гладков нужен был Мейерхольду не столько для делового сотрудничества, сколько как собеседник и доверенное лицо. Хорошо образованный юноша, умеет слушать, очень восприимчив к искусству, у него природный такт, держит себя с достоинством. И еще одно немаловажное обстоятельство: оказавшись рядом с режиссером на репетициях, он всегда что — то записывает. Один или два раза Всеволод Эмильевич смотрел эти записи и убедился в их точности, хотя слова Гладков выбирает свои. Иногда в промежутках между репетициями они говорят об искусстве, интервьюер задает вопросы, мастер охотно отвечает, он знает, что эти диалоги попадут в блокноты его любознательного сотрудника»^[2].

Когда знакомишься с воспоминаниями и дневниками Гладкова, создается впечатление, что все в его жизни складывалось само собой, что плыл он по течению, что случайно прибило его к театру Мейерхольда, что так же случайно познакомился он с Маяковским, что случай — война — свел его с Пастернаком и что случайно он стал сотрудничать с Алексеем Арбузовым, случайно заехал к Анне Ахматовой, случайно оказался арестован…

Но на самом деле, конечно, ничего случайного в перипетиях судьбы Гладкова не было. Судьба — суть человека, его характер, его представления о жизни, о взаимоотношениях с людьми.

Творческий импульс, быть может, в юности не вполне осознанный, привел Гладкова в журналистику, влюбил в театр, искусство, литературу, книгу. А потом — воплотился в первой пьесе.

«Давным — давно» не первая пьеса драматурга. Еще в 1936 году Гладков написал «Новогоднюю ночь» (которую впоследствии в Постановлении ЦК ВКП(б) от 26 августа 1946 г. осудят как «слабую и безыдейную»). Но уже весной 1939‑го он придумывает драму об апостоле Павле.

Гладков самокритичен. 28 августа 1939 года он записывает в дневнике: «Если бы я все время, ухлопанное мною на различные начинания этого рода (имеется в виду организация различных театральных студий, в чем Гладков весьма активно участвовал. — Ст.#.), потратил бы на себя и свою литературную работу, я уже давно процветал бы и печатался или ставился. Иногда мне кажется, что я занимался этим не из — за какой — то особенно страстной любви к театру и театральной педагогике и реальных расчетов, связанных со строительством молодого театрального дела, а только потому, что это так легко и приятно. Проклятое отсутствие характера! Конечно, мне почти не требуется усилий, чтобы трепаться, и блистать в этом роде, и пожинать легкие успехи. Для всего же остального, к чему я способен, нужно приложить усилие, труд, терпение, выдержку — все, чего так мало у меня…»

Возможно, и не хватало Гладкову целеустремленности, которая позволяла другим писателям создавать эпопеи. Но у него был другой --">