Марина Ивановна Цветаева - Дневниковая проза

лицо, усы, лет
пятьдесят, пошловат, фатоват. – «У меня сын в 56-ом полку!
Ужасно беспокоюсь. Вдруг, думаю, нелегкая понесла». (Почему-то сразу успокаиваюсь)… «Впрочем, он у меня не дурак:
охота самому в пекло лезть!» (Успокоение мгновенно проходит)… «Он по специальности инженер, а мосты, знаете ли,
все равно для кого строить: царю ли, республике ли, – лишь
бы выдержали!»
Я, не выдерживая: «А у меня муж в 56-ом». – «Му-уж? Вы
замужем? Скажите! Никогда бы не подумал! Я думал барышня, гимназию кончаете. Стало быть, в 56-ом? Вы, верно,
тоже очень беспокоитесь?» – «Не знаю, как доеду». – «Доедете! И свидитесь! Да помилуйте, имея такую жену – идти под
пули! Ваш супруг себе не враг! Он, верно, тоже очень молод?» – «Двадцать три», – «Ну, видите! А вы еще волнуетесь!
Да будь мне двадцать три года и имей я такую жену… Да я и
в свои пятьдесят три года и имея вовсе не такую жену»… (Я,
мысленно: «в том-то и дело!» Но почему-то, все-таки, явно
сознавая бессмысленность, успокаиваюсь.)

5

_________
Сговариваемся с мастеровым ехать с вокзала вместе. И хотя нам вовсе не по дороге: ему на Таганку, мне на Поварскую,
продолжаю на этом строить: отсрочку следующего получаса.
(Через полчаса Москва.) Мастеровой – оплот, и почему-то
мне чудится, что он все знает, больше – что он сам из князевой рати (недаром Пугачев!) и именно оттого, что враг меня
(С) спасет. – Уже спас. – И что нарочно сел в этот вагон – оградить и обнадежить – и Лозовая ни при чем, мог бы
просто в окне появиться, на полном ходу, среди степи. И что
сейчас в Москве на вокзале рассыпется в прах.
_________
Десять минут до Москвы. Уже чуть-чуть светлеет, – или
просто небо? Глаза к темноте привыкли? Боюсь дороги, часа
на извозчике, надвигающегося дома (смерти, ибо – если убит,
умру). Боюсь услышать.
_________
Москва. Черно. В город можно с пропуском. У меня есть,
совсем другой, но все равно. (На обратный проезд в Феодосию: жена прапорщика.) Беру извозчика. Мастеровой, конечно, канул. Еду. Извозчик рассказывает, я отсутствую, мостовая
подбрасывает. Три раза подходят люди с фонарями. – Пропуск! – Протягиваю. Отдают не глядя. Первый звон. Около
половины шестого. Чуть светлеет. (Или кажется?) Пустые
улицы, пустующие. Дороги не узнаю, не знаю (везет объездом), чувство, что все время влево, как иногда мысль, в мозгу.
Куда-то сквозь, и почему-то пахнет сеном. (А может быть, я
думаю, что это – Сенная, и потому – сено?) Заставы чуть громыхают: кто-то не сдается.
Ни разу – о детях. Если С нет, нет и меня, значит,
нет и их. Аля без меня жить не будет, не захочет, не сможет.
Как я без С.
6

_________
Церковь Бориса и Глеба. Наша, Поварская.1 Сворачиваем
в переулок – наш, Борисоглебский. Белый дом Епархиального училища, я его всегда называла «volière»: сквозная галерея
и детские голоса. А налево тот, зеленый, старинный, навытяжку (градоначальник жил и городовые стояли). И еще
один. И наш.
Крыльцо против двух деревьев. Схожу. Снимаю вещи.
Отделившись от ворот, двое в полувоенном. Подходят. «Мы
домовая охрана. Что вам угодно?» – «Я такая-то и здесь живу», – «Никого по ночам пускать не ведено». – «Тогда позовите, пожалуйста, прислугу. Из третьей квартиры». (Мысль:
сейчас, сейчас, сейчас скажут. Они здесь живут и все знают.)
«Мы вам не слуги». – «Я заплачý».
Идут. Жду. Не живу. Ноги, на которых стою, руки, которыми держу чемоданы (так и не спустила). И сердца не слышу. Если б не оклик извозчика, и не поняла бы, что долго, что
чудовищно-долго.
– Да что ж, барышня, отпýстите или нет? Мне еще на Покровскую надо.
– Прибавлю.
Тихий ужас, что, вот, уедет: в нем моя последняя жизнь,
последняя жизнь до… Однако, спустив вещи, раскрываю
сумку: три, десять, двенадцать, семнадцать… нужно пятьдесят… Где же возьму, если…
Шаг. Звук сначала одной двери, потом другой. Сейчас откроется входная. Женщина, в платке, незнакомая.
Я, не давая сказать:
– Вы новая прислуга?
– Да.
– Барин убит?
1

Есть еще на Арбатской площади (примеч. М. Цветаевой).

7

– Жив.
– Ранен?
– Нет.
– То есть как? Где же он был все время?
– А в Александровском, с юнкерями, – уж мы страху натерпелись! Слава Богу, Господь помиловал. Только отощали
очень. И сейчас они в N-ском переулке, у знакомых. И детки
там, и сестры бариновы… Все здоровы, благополучны, только
вас ждут.
– У вас найдется 33 рубля, извозчику доплатить?
– А как же, как же, вот сейчас только вещи внесем.
Вносим вещи, отпускаем --">