Игорь Бордов - Поселок Просцово. Одна измена, две любви

проблем с ранней эякуляцией не было, ибо петтингом мы с ней бесконечно друг друга радовали. А тут как бы выходило — так себе я любовничек. Всё это тоже как-то не влезало подсознательно в концепцию «мечты», вызывало дискомфорт, неудовлетворённость на уровне какого-то противно-инфантильного самомнения.

Глава 3. Та неделя

«Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы» (Луки 8:17, Синодальный перевод).

Я помню, у нас с Алиной однажды была затяжная, тягостная прогулка, всё там же, за наркодиспансером, пожалуй, в мае-июне, с солнцем, каким-то неблизким, отстранённым солнцем. Мы ушли из нашего леска по опушке далеко, перпендикулярно М…скому шоссе, зашли в большой лес, прилегли. Алина в тот тяжкий день была твердая, негативно-вдумчивая и отказала мне. Всегда до этого она как-то легко, даже легковесно подхватывала эту мою злосчастную беспомощную романтику, а тут нет. Серьезный разговор. Ну вот. Куда же мы влипли, и как, и что теперь? И как бы наметилась даже нагнетающая с Алининой стороны тенденция завязать со всем этим (и плевать на нее, на зря потерянную девственность). Я не помню деталей разговора, помню только безумно, почти невыносимо тяжёлое впечатление. До этого как бы была одна игра, игра в жизнь, игра в любовь, с записочками в серебряном шарике; а тут вдруг обрушилась какая-то блевотно-горькая совесть, что-то об ответственности, какая-то стреляющая в голову из беспощадного пистолета необходимость. И я что-то там, кажется, бурчал-умолял. Но всё как-то невнятно. А Алина собиралась назавтра в водный поход с одногруппниками. Так ни о чём и не столковались. И что-то такое досадное впервые про контрацепцию в конце.

Летом мы с ней два раза уходили вдвоем в тайный поход (один раз на Галку, в другой раз — на «второе озеро»). Дома я говорил, что иду в поход один. На «втором озере» была гроза, а светлой ночью, под утро — странные уродливые сизые облака в небе. После одного из этих походов мы вернулись в Алинину пустую квартиру, пока её родители огородничали, и впервые спали в обычной квадратной обстановке. Следующим днём она провожала меня на остановку, и тоже было тяжело.

Кажется, в июле я посвятил в свою тайну Государева и познакомил их с Алиной. Мы собрались втроём в нашем диспансерном лесу. Алина, ожидая нас, наблюдала за белками, а Государев вместо найс ту мит ю брякнул-объявил, что белки вкусные. Зная Алинину плавность натуры, можно предположить, что подобная скабрезность не вызвала бы в душе её благожелательного отклика. Но Государев был другом в беде, и ему можно было многое простить. Мы смешали водку с колой. Так сильно пьян я был, пожалуй, только ещё раза три в жизни. Почти потерял ориентацию в пространстве и где-то среди леса выронил навсегда недешевый Государевский кассетный плеер.

В августе был запланирован большой двухнедельный поход в Крым с Вестницкими. Я подарил Алине кассету с битловской сборкой и оставил девушку на крыше её многоэтажки смотреть в сторону ЖД вокзала.

А потом случилась та неделя.

Я вернулся из Крыма как раз примерно к сдаче экзамена на сертификат терапевта. Поли уехала побывать в В…, на родину. Я сдал экзамен и сделал под Алининым руководством (видимо, к тому времени она сама себя назначила «любимой женой») две попытки найти работу в окрестностях К…

Прохладным тёмным вечером мы ехали с Алиной в троллейбусе, я обнимал её. В троллейбусе кроме нас было немного пассажиров. Одной из них оказалась Катя, соседка Поли по 2-й общаге. Когда я увидел её, в меня выстрелила мысль: «Так вот оно как это бывает!..». Мы как раз выходили, надо было пересесть, чтобы добраться до Алининого дома.

Я вдруг почувствовал невыразимое облегчение. Но и ошарашенность. Как будто реальность стала сомнительной, как будто жизнь вдруг стала не жизнью, а стала чем-то книжно-фантастическим, чем-то несуразным; не я перешёл, а меня как будто бы перевели в игре Жизнь на некий новый, странный уровень.

— Что-то случилось?

— В троллейбусе была По́лина знакомая. Видела, как мы обнимались.

— Что же теперь?

— Завтра всё расскажу Поли, видно время пришло.

И мы замолчали. И августовский прохладно-электрический к-й вечер надавил на нас, и подал нам надежду, и окутывал, окутывал нас, куда-то нес. А нам даже пошевелиться трудно было. Онемевшие преступники, отхватившие-таки куш, с трудом спасающиеся, но чувствующие, --">