Автор неизвестен - Кандинский

везут во Флоренцию в детский сад. И опять черное: ступени в черную воду, а на воде страшная черная лодка с черным ящиком посередине – мы садимся
ночью в гондолу». Странное и неожиданное впечатление от Италии!
В 1871 семья из Москвы перебралась в Одессу, где
отец будущего художника стал управляющим чайной
фабрикой. Родители вскоре разошлись, и воспитывала маленького Васю его тетка, к которой Кандинский

4

всегда питал самые теплые чувства. Кандинский учился
в гимназии и одновременно частным образом начал
заниматься рисованием (а также музыкой: осваивал
игру на фортепиано и виолончели). «Помню, что рисование и несколько позже живопись вырывали меня
из условий действительности», – писал Кандинский
впоследствии.
Когда Василий окончил одесскую гимназию, было
решено, что он отправится в Москву – поступать в
университет.

Москва. Художественные потрясения
Я охотился за тем часом, который был и будет самым чудесным часом московского дня. Солнце уже низко и достигло той
своей высшей силы, к которой оно стремится весь день, которой
оно весь день ожидало. Недолго продолжается эта картина.
Написать этот час казалось мне в юности самым невозможным и
самым высоким счастьем художника.

Василий Кандинский

В 1886 Кандинский поступил на юридический

факультет Московского университета. Таков был обычный путь становления русского интеллигента во второй
половине XIX века: общее гуманитарное образование

Великие художники
считалось завершенным с получением университетского диплома, желательно юридического факультета.
Жизнь Василия долгое время была далека от искусства. «Различные занятия давали мне случай упражнять необходимую способность углубления в ту
тонкую материальную сферу, которая зовется сферой «отвлеченного». Все эти науки я любил и
теперь думаю с благодарностью о тех часах подъема,
а может быть, и вдохновения, которые я тогда пережил». Так оценил время, проведенное в университете,
сам Кандинский.
В 1889 юноша совершил этнографическую экспедицию на Русский Север, в Вологодскую губернию.
Официально поездка проходила в рамках научной
деятельности «Общества любителей естествознания,
антропологии и этнографии», и Кандинский должен
был изучать местное крестьянское право – эта тема
увлекала будущего юриста. Однако результат путешествия оказался неожиданным: молодой человек пленился красотой северного края. Много лет спустя он
вспоминал о чувстве, которое испытал, зайдя внутрь
крестьянской избы: «Живопись обступила меня, и я
вошел в нее». То же ощущение «обступающей» со
всех сторон живописи Кандинский еще ребенком переживал в московских храмах. «Именно путем таких
впечатлений во мне воплощались мои желания, цели
в искусстве. Несколько лет занимало меня искание
средств для введения зрителя в картину так, чтобы он
вращался в ней, самозабвенно в ней растворялся…»
Однако основные события, повлиявшие на решение Кандинского стать живописцем, произошли в
1896. О первых двух он позже (в книге «Текст художника. Ступени») писал: «Это были: французская импрессионистическая выставка в Москве – и особенно «Стог сена» Клода Моне – и постановка Вагнера в
Большом театре – «Лоэнгрин».
Свое впечатление от полотна Клода Моне Кандинский по прошествии времени прокомментировал
так: «И вот сразу увидел я в первый раз картину. Мне
казалось, что без каталога не догадаться, что это –
стог сена. Эта неясность была мне неприятна .
С удивлением и смущением замечал я, однако, что картина эта волнует и покоряет, неизгладимо врезывается
в память и вдруг неожиданно так и встает перед глазами до мельчайших подробностей. Но что
мне стало совершенно ясно – это не подозревавшаяся
мною прежде, скрытая от меня дотоле, превзошедшая все мои смелые мечты сила палитры. Живопись
открывала сказочные силы и прелесть. Но глубоко
под сознанием был одновременно дискредитирован
предмет как необходимый элемент картины».
А вот что, по словам Василия Васильевича, поразило его в опере Вагнера: «Лоэнгрин» же показался мне
полным осуществлением моей сказочной Москвы.
Скрипки, глубокие басы и, прежде всего, духовые инстру-

менты воплощали в моем восприятии всю силу предвечернего часа, мысленно я видел все мои краски, они
стояли у меня перед глазами. Бешеные, почти безумные
линии рисовались передо мной. --">