Иван Терентьевич Замерцев - Через годы и расстояния

других дивизий. Но его бойцы так устали, что им было не до еды.

Оставалось только поблагодарить командира дивизии и весь личный состав за умелые действия в сложных условиях. Но получилось так, что я не смог ни увидеть полковника, ни выслушать его доклад.

Шашко выходил из окружения с последними подразделениями. Как только он пробился к своим, его сразу посадили в машину и повезли к командующему фронтом. Комдиву не дали даже переодеться. Грязный, в порванном обмундировании, с воспаленными от бессонницы глазами, предстал он перед генерал-полковником И. Е. Петровым.

Впоследствии Шашко рассказывал мне, что командующий фронтом встретил его хорошо, подробно расспросил о ходе операции, о принимавшихся им решениях, о настроении солдат и офицеров. Шашко доложил, что его полки разгромили много подразделений противника, выдвинутых для прикрытия флангов и тыла гитлеровцев, что с начала наступления 271-я дивизия уничтожила десятки вражеских обозов, захватила около ста орудий и до пяти тысяч пленных.

— Вот-вот, — сказал командующий. — Воевали вы неплохо, а чуть проворонили противника — и получили сдачу. Дорогая это наука! В следующий раз умней будете!

Генерал Петров распорядился выделить для укрепления дивизии двадцать орудий, автомашины и дал трое суток на отдых. Попросив передать благодарность офицерам и солдатам, командующий посоветовал полковнику Шашко немедленно зайти к члену Военного совета Мехлису.

— Что за бандит явился ко мне? — такими словами встретил Мехлис комдива Шашко, не дав ему даже представиться и объяснить, почему он оказался в штабе фронта в столь необычном виде. Впрочем, член Военного совета хорошо знал причину: разведчики, «схватившие» Шашко на передовой, говорили потом, что получили на это личное указание Мехлиса.

Такая встреча возмутила Шашко: он был из тех людей, которые проявляют мужество не только в бою...

— Во-первых, я не бандит, а полковник Советской Армии и командир двести семьдесят первой стрелковой дивизии, — резко сказал Шашко. — А во-вторых, прошу на меня не кричать!

Мехлис вскочил, но тут же остановился. Видимо, выражение лица человека, спокойно стоявшего перед ним, заставило Мехлиса сдержаться.

— Вон отсюда! Судить будем!

Вернувшись в корпус, Шашко сразу же пришел ко мне. Я успокоил его, сказав, что член Военного совета просто погорячился и что судить комдива не за что. Однако за грубость со старшим по званию он заслуживает строгого взыскания.

— Промолчать бы мне надо, — с горечью произнес Шашко. — Но уж очень обидно стало, когда меня ни с того ни с сего бандитом назвали. И кто назвал? Человек, который поставлен следить за справедливостью...

Мне было ясно — Мехлис полностью виноват в случившемся. Я своевременно сообщал о критическом положении 271-й дивизии, но он не принял никаких мер. Вот и решил отыграться на Шашко. Сколько сил, сколько времени отнимали подобные «разносы»! А что, кроме вреда, приносили они?

Шашко уехал в свою дивизию. Ему тогда было не до отдыха! Да и мне тоже! Прокурор фронта потребовал материалы на полковника Шашко. Оказывается, Мехлис приказал судить его как изменника Родины. Никаких «материалов» у меня, разумеется, не было. Больше того, я был уверен, что Шашко воевал честно и мужественно, как подобает советскому офицеру.

Обвинение выглядело просто нелепым. Разве изменник вывел бы дивизию из окружения?

В общем, я заявил, что распоряжение считаю незаконным и выполнить его не могу. Прокурор уехал, даже не попрощавшись. 

Настроение у меня было, мягко выражаясь, невеселое. Я прекрасно понимал, какие неприятности ждут впереди, и все равно не мог отдать «на съедение» ни в чем не повинного человека, хорошего командира. Не мог допустить, чтобы над ним совершили скорый и неправый суд!

«Мы наступаем, обстановка довольно спокойная, можно объективно разобраться во всем, — думал я. — В конце концов даже такой вспыльчивый человек, как Мехлис, обязан помнить об интересах дела. Да и не он здесь самый главный судья!»

Эти размышления прервал телефонный звонок: меня срочно вызывали в прокуратуру 4-го Украинского фронта.

Как только я появился, заместитель прокурора фронта заявил, что меня будут судить за злостное невыполнение приказа члена Военного совета. Спросил, признаю ли свою вину. Но я, разумеется, ответил отрицательно, мотивируя тем, что приказ о предании суду полковника Шашко противоречит --">