Владимир Петрович Аничков - Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922

закончен и постановлено образовать Комитет общественной безопасности. В комитет должно быть выбрано десять членов от демократии, столько же от солдат и офицеров, и таковое же число мест решено предоставить гласным по избранию Думы.

Выдвинутое кем-то предложение о выборе только трех депутатов отвергли и приняли мое предложение о заполнении всех десяти вакансий.

Мы перешли в думский зал заседаний.

Здесь единогласно было решено, что никто из гласных не имеет права отказываться от избрания на ту или другую должность. После этого приступили к выбору в состав Комитета общественной безопасности десяти гласных.

Выбраны были: Ардашев, Кенигсон, Замятин, Соколов, Питерский, Доброскок, Давыдов, Ипатьев, Степанов и я.

После выборов начались прения по наказу выбранным, причем к ним были допущены избранные демократическим собранием двадцать человек. Эти прения приняли страстный характер, особенно после выступления железнодорожника Толстоуха, воскликнувшего:

– Если вы не согласны с нами, то на поддержку демократии выступит весь 126-й полк.

Блестяще ответил ему Давыдов.

– Пусть не только полк, – во весь голос когда-то оперного певца кричал он, – а пусть весь гарнизон пожалует сюда, чтобы штыками заткнуть мне глотку. Но и тогда, пока хватит сил, я все же буду говорить…

Но тут речь его была прервана входящей депутацией 126-го полка в полном составе во главе с полковником Богдановым. Торжественно-медленно продвигалась депутация. Остановившись перед городским головой, полковник заявил, что весь полк передает себя в распоряжение городского головы как представителя городского самоуправления и нового правительства. Эти слова были покрыты несмолкаемыми и дружными аплодисментами. Минута была не только трогательная, но и внушительно-торжественная. Вслед явились депутации 149-го и 124-го полков.

Заседание закончилось командировкой представителей вновь организованного Комитета общественной безопасности на большой митинг, собравшийся в Городском театре. Выбрали всего троих: от военных – прапорщика Воробьева, от демократической группы – Пиджакова, а от думской группы выбор пал на меня.

Театр был настолько переполнен, что мы с большим трудом пробрались на сцену.

Перед нашими глазами представилась никогда еще не виданная картина… Театр переполнен народом так, что становилось страшно. Казалось, не миновать катастрофы. Это было почти сплошное море солдатских шинелей с небольшими крапинками женского элемента и штатских граждан. Шум стоял невообразимый, все что-то кричали, и из общего гула многотысячной толпы явственно долетали слова: «Арестовать, арестовать, арестовать…».

Особенно запомнилась мне мощная фигура очень тучного лысого солдата, чей бас покрывал весь хор. И, как бы в пандан к нему, на барьере одной из лож бенуара стоял тоненький, маленького роста человек, судя по бритому лицу – актер (что потом и выяснилось). Невероятно визгливым тенором, жестикулируя руками, с какой-то особой злобой и упоеньем он выкрикивал все те же слова: «Арестовать, арестовать…».

Направо от меня, на сцене, впереди всех, стоял какой-то вдребезги пьяный прапорщик с солдатским Георгием и размахивал вынутой из ножен шашкой, как бы дирижируя ею перед обезумевшей толпой. Он кричал: «Губернатора, полковых командиров, жандармов – арестовать! Занять почту, телеграф, телефон и вокзал…».

Приехавший со мной прапорщик Воробьев смело подошел к нему:

– Вы пьяны, прапорщик, извольте вложить шашку в ножны, иначе я вас арестую.

– А вы кто такой, как смеете?.. – уже постепенно робеющим тоном возражал пьяный прапор.

– Я член Комитета общественной безопасности, и вы обязаны подчиняться мне. Слышите, что я вам говорю?..

Храбрый прапорщик, как ни был пьян, все же опустил шашку и как-то бочком скрылся в толпе. Эта нелепая сцена привлекла внимание театра. Все как-то сразу стихло. Воспользовавшись наступившей тишиной, Пиджаков объявил, что мы, члены Комитета, к которому отныне перешла вся революционная власть, и командированы сюда, чтобы об этом объявить народу.

Его слова были встречены криками «браво!» и дружными аплодисментами.

Беспокойного артиста, все еще выкрикивающего слова об аресте, Пиджаков попросил пройти на сцену.

– Всех арестовать, – прокричал артист напоследок, – губернатора, архиерея, полицмейстера!

– Вы кончили? – спросил я.

– Да, кончил.

– Граждане, успокойтесь! – обратился я к толпе. – Если --">