Иван Васильевич Евдокимов - Левитан и Софья Кувшинникова

Иван Евдокимов
Левитан и Софья Кувшинникова

Венок мертвым

Весна 1938 года стояла холодная. Сирень медленно набирала бутоны.

Крепкие и упругие, они долго не расцветали. Распустилась сирень в самом конце мая. От холода она, даже и расцветшая, почти не пахла.

В один из этих дней в настежь раскрытые ворота старого еврейского кладбища за Дорогомиловской заставой в Москве вошли старик и старуха. Он бережно и нежно вел свою подругу, и оба они несли по большому букету махровой сирени: он — лиловой, она — белой. Позади, за воротами, осталось шумное Можайское шоссе, разноцветные вереницы несущихся по нему легковых и грузовых машин, оглушительная трескотня мотоциклов, гремящие телеги и таратайки из пригородных колхозов. Здесь, на этой длинной прямой аллее, была какая-то удивительная тишина. Старики шли неторопливо, уверенно и молча. Он немного по-стариковски шаркал подошвами, спутница сохранила еще легкость женской походки.

Солнце спускалось к закату. Оно светило сквозь негустую листву кустарников и деревьев. Косые, тонкие, словно натянутые, золотистые нити пересекали аллею. Старики разрывали эту солнечную паутину, и на их строгих черных костюмах она причудливо трепетала светлыми играющими лучиками.

В самом конце аллеи пара свернула налево и остановилась около могилы с черным скромным памятником. Осенью завалило могилу ворохами желтых листьев, обломанными веточками, всяким сором. Все это от времени истлело, почернело, слежалось.

Старики начали приводить в порядок могилу. Скоро она, освобожденная от мертвого праха листвы, сучьев и веток, утратила свой унылый, заброшенный вид. Повсюду выступила зеленая щетинка молодой травы, свежая, яркая, сочная.

Небольшой куст жасмина, посаженный у обочины, еще не зацвел, но цветение его уже приближалось. На фоне очищенной, зазеленевшей могилы и он стал наряднее.

Старик согнал с жасмина паука и разрушил его гнездо. Женщина улыбнулась, открыла ридикюль и подала старику фланелевую тряпочку. Он стал протирать памятник, и скоро камень заблестел, обновился.

Женщина разложила вперемежку лиловую и белую сирень у подножия памятника. И этот маленький холм земли, согретый теплой человеческой заботой, перестал казаться грустным и одиноким.

Солнце потухло. И почти тотчас повеяло острым холодком, из кустарников наплыла резкая волна сырости.

— Пойдем, — сказал старик, поправляя на шее пушистый серый шарф, — пора, мы навестили нашего друга.

Старики сделали несколько шагов и вдруг замерли на месте, улыбаясь друг другу. Где-то вблизи щелкнул соловей, вспорхнул, перелетел дальше и опять повторил начало своей вечерней песни.

— Здесь ему никто не мешает, — сказал старик.

Пока они шли обратно, соловей точно провожал их, щелкая то с одной стороны аллеи, то с другой. Он перестал, когда пара приблизилась к Можайскому шоссе, и опять все кругом загремело, загрохотало.

В воротах старики переждали несколько проносившихся грузовиков и потом торопливо пересекли улицу. Старики эти были — знаменитый художник Михаил Васильевич Нестеров с женой. Они тридцать восемь лет подряд приходят на могилу своего покойного друга Исаака Ильича Левитана.

Семья

В прошлом веке жил мещанин Кейданского общества Ковенской губернии Илья Левитан. Сын раввина, сам учившийся в раввинском училище, он не оправдал «надежд своих отцов» и не добился видного положения в еврейской общине. Кассир и контролер на западных железных дорогах, он переезжал со станции на станцию, куда переводили его по службе. В 1861 году Илья Левитан служил в Вержболове. В соседнем местечке Кибарты родился второй его сын Исаак. Старший был — Авель, впоследствии называвший себя --">