Борис Михайлович Сичкин - Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума

для него не делала, все лучшее — все для него было. Если молоко, то первый самый жирный стакан ему; я масла почти не ела, но ему в кашу минимум 100 грамм бросала, ему мясо с жирком, а мне только постное, были деньги, не было денег — яичницу он всегда ел с салом. И после всего этого...

Я подумал: "Так он правильно сделал, что ушел. Такая диета может быть не самый быстрый, но самый верный способ покончить жизнь самоубийством".

***

У работающего в бруклинском ресторане официанта спросили, как с типами (чаевыми по-английски): — Типов много, а денег мало.

В заключение я хочу сказать несколько серьезных слов о человеке, которому я посвятил написанную с юмором главу, но которым я безмерно горжусь — о моем сыне Емельяне. Емельян, и это не только мое мнение, но и мнение многих людей, начиная от его педагогов и профессуры в России и кончая десятками тысяч слушателей, восхищающимися его музыкой, гениальный композитор, рождающийся раз в столетие.

Когда меня в Союзе посадили в тюрьму, и была задача помешать Емельяну поступить в консерваторию, не дать рекомендацию и отправить в армию, никто на педагогическом совете даже не пытался что-то сказать о его профессиональных недостатках — настолько явно была видна пропасть между ним и остальными претендентами на рекомендацию — говорили о том, что он не комсомолец, манкирует субботниками и не проявляет политической активности на занятиях по военному делу. Емельян — единственный человек в Советском Союзе, поступивший в консерваторию без рекомендации. Хотя без рекомендации документы просто не принимают, Емельян пришел на предварительное прослушивание, и после этого вопрос о документах уже не стоял. Его бы приняли, даже если бы он предъявил документы на имя Адольфа Гитлера.

Емельян живет в своем мире и пишет божественную музыку, не обращая внимания ни на так называемые «современные тенденции, объявившие скрип несмазанной телеги классикой и величайшим достижением человеческого гения, ни на бешеные заработки ничтожеств, не имеющих к музыке никакого отношения, но исправно стряпающих один дешевенький шлягер за другим. Как результат, он полностью отрезан от двух кормушек, вокруг которых толкутся сегодняшние композиторы и композиторы-песенники. К коммерческой дешевочке он, естественно, не имеет никакого отношения, а для современных классических кругов он не просто враг, но сама угроза их существованию.

Многие обыватели, зациклившиеся на деньгах, акциях и пенсионных вкладах, недоумевают и спрашивают меня — как так получилось, что мой сын нигде не работает?

Емельян не получает денег, но работает — пишет и записывает свою музыку — по 15 часов в сутки, а не стремится он к тому, что они считают смыслом жизни, потому что не хочет разменивать свой непостижимый талант на преходящие символы материального успеха.

Запись его музыки стоит сумасшедших денег, но Емелюшка, твой бедный спонсор отец готов работать в шахте, на Чернобыльской атомной станции, чтобы вновь и вновь переживать момент, когда на твоем авторском концерте в Карнеги Холл, две с половиной тысячи человек встали и, стоя, 40 минут скандировали композитору, чье имя они в этот день услышали впервые.

Я надеюсь дожить до того дня, когда мир по достоинству оценит твой талант, и люди, слушая тебя, станут разумнее, добрее и такими же прекрасными, как твоя музыка.

Дай Бог, чтобы вдохновение тебя не покидало!

Живи спокойно — забросаю деньгами.

***

Дорогие читатели! Надеюсь, прочитав книгу вы получили удовольствие. Желаю вам здоровья, удачи, счастья; живите до ста лет, а если мало — звоните мне, и я продлю.

Ваш Борис Сичкин.

--">