Дмитрий Львович Быков - Статьи для «АПН — Агентство Политических Новостей»

именно оно означает — понять трудно именно из-за частого употребления, при котором словосочетание, вроде «развитого социализма», начинает значить все и ничего. По-видимому, суверенитетом называется право жить по собственным законам, никак не соотносимым с логикой, законом и мнением народным; любой, кто заговорит об ответственности власти перед обществом, посягнет на ее суверенитет — а стало быть, любая критика в адрес ничем не ограниченного деспотизма и самодурства (служащего, понятное дело, интересам мобилизации) является предательством Отечества, окруженного врагами.

«Суверенность наиболее близка исконно русскому понятию „самодержавность“» (с.441). Реабилитация самодержавия вообще зашла дальше, чем казалось: «Провозглашенное Путиным идеальное государство (во многом далекое от России „существенностей“, с которой приходится иметь дело в реальности) представляет собой властецентричный универсум, в котором преодолен разрыв между правящим классом и народом, сведена на нет „бюрократическая реакция“. Главные качества такого государства — эффективное, сильное, „самодержавное“». Все это не ново — нова только терминология; конечно, мы возвращаемся не в застой, а гораздо глубже. При застое апология мобилизационного самодурства по крайней мере облекалась в формы борьбы за мир.

Еще одна терминологическая новация — «довыбор»: это слово во второй половине книги удерживает твердое четвертое место в смысле употребительности и значимости. Дело, оказывается, в том, что до 2005 года Владимир Путин порывался провести мобилизацию, но ему мешал ставленник семьи Касьянов. Между тем главный запрос эпохи был вовсе не на стабильность (которую до сих пор привычно ассоциируют с именем Путина): «В условиях технократизации и профессионализации политического процесса требовался качественно иной образ первого лица и его команды. Образ, основанный не на имитационной, а на подлинной стратегически ориентированной идеократии, обладающей монопольным проектом будущего».

Умри, Денис. Общественный запрос на идеократию — нечто принципиально новое, до этого не дописывались и самые яростные — допускаю, что искренние, — апологеты суверенитета. Но изюминка, конечно, — «монопольный проект будущего». Куда смотрит ФАС? Оказывается, население страны тут действительно немного лишнее — выработка проекта будущего обойдется без него; монополией на «стратегически ориентированную идеократию» обладает власть, и это каким-то образом связано с технократизацией и профессионализацией политического процесса. Впрочем, перевести на русский можно и эту фразу: политикой теперь будут заниматься только технократы-профессионалы, они же великие махатмы, а непрофессионалам, привычно верящим в смыслы, а не в технологии, в коридорах власти отныне места нет.

Профессиональный идеократ — нечто принципиально новое в характеристиках российского правителя, но если «друг детей», «отец народов» и «борец за мир во всем мире» уже были, то чем хуже этот новый титул? И Владимир Путин сделал свой «довыбор», заставив авторов радостно выдохнуть: «Неужели „довыбор“, к которому Россия шла на протяжении последнего столетия (а то и нескольких столетий — если вспомнить вехи более давних перипетий в пространстве власти), стал реальностью?». Стал, родимые, стал: «Общество осознало фактическую безальтернативность наиболее адекватного для себя сценария развития». Правда, о том, что он для него наиболее адекватен, ему опять сказали специально обученные авгуры; но раз уж безальтернативность — так давайте хоть сделаем вид, что обрушившийся на нас вариант как раз и есть самый исконно нашенский. «Все это — никак не плод отвлеченных умствований, но закономерности, имеющие самое непосредственное отношение к вырисовывающимся перед Россией перспективам», — уговаривают авторы читателя, добравшегося до с.226.

Разумеется, не составляло бы труда подробно разъяснить авторам, что «запрос на монопольную идеократию» исходит, как правило, не от масс, а именно от тех авгуров, которые в условиях идеократической монополии могут выглядеть аналитиками, а то и мыслителями; скажем, статус В.Ю.Суркова как идеолога основан именно на его монопольности в этом качестве, поскольку любая конкуренция немедленно указала бы ему на его истинное геометрическое место в пространстве власти или другом пространстве. Это же касается руководителей нашего авторского --">