Литературная Газета - Литературная Газета 6275 ( № 20 2010)

Профсоюзные, независимые инспектора и органы горно-технического надзора имели власть безграничную. Ежели не в настроении инспектор, то мог опечатать лаву только за то, что в вентиляционном штреке породы понасыпано и неудобно идти. Впрочем, даже в этом вроде бы самодурстве он был прав – техникой внутришахтной безопасности предполагалась многоуровневая защита работающего человека. Вдруг раненого придётся тащить (по-горняцки – «выдавать»), не дай бог, уронят и хуже сделают. Да мало ли что.

Кстати, такое было и на всех опасных производствах – всесильной инспекции было наплевать на план, на социалистические обязательства, на карьерные амбиции иных производственников – за нарушения ТБ партбилеты отбирали и должностей лишали.

Разумеется, в наших шахтах оставалось немало ручного труда и буро-взрывной способ добычи не ушёл с пластов крутого падения. Но техническое несовершенство компенсировалось строгостью при производстве работ. Характерно, что инженерно-технический персонал шахт в шахтёрском просторечии именовался «надзор». Если официально, то «надзор за безопасным ведением работ – такой была основная функция ИТР.

Следовать правилам понемногу привыкли все, и лет тридцать громких катастроф не было на кузнецких шахтах. А со второй половины 90-х началось. Причины (формальные), конечно, в том, что разболталась дисциплина – как ей не разболтаться, если горняки не видели (даже на самых благополучных шахтах) зарплату месяцами. Если шахты – по программе реструктуризации, предложенной Всемирным банком (он предусматривал сокращение добычи по сравнению с позднесоветскими временами вдвое – до 60 млн. тонн в год), – закрывали пачками. Только в Кемерове затопили подземными водами «Пионерку», «Ягуновскую», «Бутовскую», «Северную», имени Волкова, «Лапичёвскую». В малом городе Берёзовском – «Бирюлинскую» и «Южную». Те же процессы происходили повсеместно.

А ведь некоторые наши шахты представляли собой шахту-посёлок. Работали, например, на «Карагайлинской» две тысячи человек, и близ неё жило человеческое поселение со всей инфраструктурой: пятиэтажки-хрущёвки, школа, дом культуры, магазины с кафе и жилкомхоз. Закрыли шахту – омертвел посёлок.

Пришла безработица, и шахтёры из цвета рабочего класса, из авангарда, ведшего вслед за собой несознательное крестьянство и мягкотелую интеллигенцию, превратились в быдло. А хозяевами того быдла порой становились «мастера хапка»: выдавят из предприятия несколько миллионов тонн угля, торганут им за границу (часто по демпинговой цене) и довольны. А шахта – живи, как знаешь.

Началась вынужденная экономия – новые хозяева не утруждали себя снабжением, так что подземники стали выгадывать на всём. Силовой кабель сращивали из кусков: прёт добычной комбайн вверх по лаве, тянет за собой кабель, а вокруг скрутки вода кипит.

Добычные и проходческие механизмы латаные-перелатаные. Прекратились работы практически на всех шахтах по дегазации угольных пластов. В 1980-е годы бурили скважины с поверхности и отводили метан просто в воздух. В принципе простая работа. Но новым собственникам она показалась удорожающей производство.

Но пришло наконец новое время. Самых диких персонажей «дикого капитализма» выгнали из Кузбасса. Пришли «цивилизованные» собственники. Некоторые никуда, впрочем, не уходили, как Геннадий Козовой – директор и частичный совладелец «Распадской», пришедший сюда ещё в 1978 году.

Повторяю, он вложил в «Распад­скую» миллиард баксов. Стои­мость новой шахты. И уже их «отбил» для себя и партнёров по бизнесу. Шахта осталась прибыльной даже в прошлом, кризисном, году – более 100 миллионов долларов дохода. А нормальная годовая прибыль – полмиллиарда «зелени».

Ресурсная база обеспечит работу на сто с лишним лет. Но пласты коксующегося угля, на которых стоит шахта, газообильные. Представьте себе: на тонну добытого угля выделяется до тридцати кубометров метана. А сколько угля добывает за смену высокопроизводительный британский комбайн «Джой», которыми оснащён каждый из пяти добычных забоев? Возьмите среднюю цифру: ежели за год «Распадская» выдавала на-гора до десяти миллионов тонн, это значит, что в среднем за сутки (округлённо) – тридцать тысяч тонн.

Прикиньте, однако, что лава не может работать безостановочно: требуется время на перекрепку забоя, на обслуживание механизмов – одна из четырёх смен в шахте всегда --">