Сергей Иванович Ларин - Неизжитое прошлое

производственных управлений ГУЛАГа не выполнило своего плана. Использовать хотя бы мало-мальски сложную технику заключенные не могли, повысить производительность труда не удавалось. В результате, как свидетельствуют авторы книги, “система мест заключения находилась в глубоком кризисе”. Поэтому сразу после смерти Сталина был законсервирован целый ряд обещавших стать “эпохальными” строек ГУЛАГа вроде сооружения тоннеля под Татарским проливом или прокладки за Полярным кругом пресловутой “мертвой дороги” Салехард — Игарка. Однако все попытки как-то подлатать и реанимировать порочную систему ни к чему не привели, не изменили общего положения. Прокатившиеся вскоре по лагерям бунты и восстания зеков только глубже обнажили изъяны гулаговской империи.

Второй (тоже “мемориальский”) том позволяет получить сведения о людях, занимавших “командные высоты” в глубоко засекреченной структуре НКВД — ГУЛАГа. Однако кое-кого из них я там не обнаружил.

Так, не нашел я фамилии Е. Кашкетина. В 1938 году он по поручению наркома НКВД Ежова занимался “зачисткой” концлагерей в Воркуте и Печоре. В результате проведенной им операции, вошедшей в кровавые анналы ГУЛАГа под названием “кашкетинских расстрелов”, было уничтожено свыше 6 тысяч человек. Возможно, авторы скажут, что как руководитель спецгруппы, выполнявшей одноразовую акцию, Кашкетин не входил в число начальников. Однако столь одиозная и кровавая фигура явно заслуживала упоминания в справочнике. К тому же это не единственная “лакуна” на его страницах.

Авторы подчас чересчур лапидарны при изложении биографических данных того или иного персонажа. Далеко не все читатели сумеют докопаться до истинного смысла некоторых ведомственных аббревиатур, а значит, и понять, кто и чем именно в этой системе занимался. Многое ли скажет читателю, к примеру, такой почти зашифрованный текст из очередной биографической справки: “УПВИ НКВД СССР 19.09.39–12.02.43”? А ведь за этой невразумительной строчкой скрыты страшные дела одного из тех, кто “проворачивал” операцию по расстрелу польских офицеров в Катыни весной 1940 года, — П. Сопруненко. Он спокойно, дослужившись до генеральского звания, доживал свои дни в Москве и скончался в 1992 году, когда уже и у нас открыто писалось и говорилось, что Катынский расстрел — преступление НКВД…

Если авторы двух “мемориальских” книг изучают и рассматривают гулаговскую империю как целостную систему, то молодой вятский историк и журналист Виктор Бердинских ставит перед собой более локальную задачу. Он тщательно анализирует внутреннюю структуру одной из ячеек в этой широко раскинутой сети — Вятский ИТЛ, или Вятлаг, расположенный на севере Кировской области. Это так называемый “лесной лагерь”, то есть такой, где зеки заняты заготовкой леса. Лес имелся под боком, а у НКВД (в системе ГУЛАГа) существовали неисчерпаемые резервы даровой “рабсилы”, требовалось только ими умело распорядиться. Лесные лагеря было легко развернуть: силами зеков поставить там палатки или бараки, обнести их колючей проволокой, установить сторожевые вышки…

Изучая “анатомию” одного лагеря, Бердинских сделал ряд более общих выводов. Он, к примеру, считает, что “главный корень гулаговской империи, ее основное звено — лагерь на сегодня практически не изучен вовсе. А без изучения истории отдельного лагеря феномен ГУЛАГа — историю рабства в XX веке, а в конечном счете и историю Советской России — не понять”.

Собственно, для исследователя Вятлаг — это своего рода микромодель всего советского общества. Он пишет, что здесь “все как на воле — читаются политдоклады, ставятся концерты, выпускаются стенные газеты и многотиражки, изучаются произведения классиков марксизма”. Но картина в целом приобретает явно гротескные черты, когда пред нами приоткрывается истинная, обыденная и потому еще более бесчеловечная обстановка. Автор подкрепляет свой рассказ цитатами из разного рода деловых бумаг, отчетов, протоколов партсобраний и партактивов. В этих документах фиксируются случаи группового изнасилования зечек охранниками, убийства теми же охранниками узников, пытавшихся бежать. Наряду с этим сам представитель лагерной администрации признает, что побег, собственно, единственный выход для заключенных, которые содержатся в “нечеловеческих бытовых условиях”.

Для полноты картины следует --">