Анатолий Васильевич Кузнецов - На «Свободе». Беседы у микрофона. 1972-1979

нелепость, и я бы не побоялся сказать: преступную, — вкладывают в детские головы во всех школах СССР, при этом Горькому накрепко приклеивается ярлык великого гуманиста.

Ему, как великому гуманисту, принадлежат «крылатые слова»: «Если враг не сдается — его уничтожают», которые если в качестве мрачного казуса упоминаются в западной литературе, то обычно с прибавлением эпитета «кровожадные», а то и «людоедские».

Враги бывают разные. Пушкин — враг Бенкендорфа, Пушкин не сдается, Пушкина нужно уничтожить. Гумилев — враг Ленина, Гумилев не сдается, Гумилев расстрелян. В Горьком Сталин увидел врага — взял и отравил. В соответствии с горьковским же призывом. Какое великолепное обоснование подарил «великий гуманист» любому варварству, любому террору, как гениально просто: враги не сдаются — убивай их.

И никому в голову не придет поинтересоваться: а почему, собственно, иные враги не сдаются? Даже чисто теоретически есть и такая вероятность, что они умнее, выше тех, кто требует от них сдачи. Может, прежде чем лепить девять грамм свинца, приостановиться и разобраться, хоть для интереса, почему он, обреченный смертник, не сдается? Почему он идет на костер, а не сдается? Почему он упрямо кричит: «А все-таки она вертится!»? А может, она, Земля-то, и в самом деле вертится, и он прав, а мы сами — дураки? А если вопрос нельзя так быстро разрешить — он говорит «вертится», а мы «не вертится», — так займемся совместно вопросом и проверим это дело экспериментально? А уж если нельзя и экспериментально проверить, так за что ж человека-то резать, если он думает иначе, чем мы, а доказать ничего нельзя; может, просто оставить его, с его особым мнением, в покое, на худой конец?

В том беда, что все фанатичные преобразователи мира очень подспудно, пусть даже глубже, чем спинным мозгом, но знают, что они преступники, и чем сильнее это чувство, тем больше казней «врагов». Чем больше казней, тем сильнее чувство. И это дорожка без возврата, ведущая к помешательству ума, а не к признанию правоты противников. Тут-то и нужен, очень нужен авторитетный «гуманист», который без тени сомнения заявит, что врагов резать надо, и что это единственно правильно, и что это — хорошо.

Приходит на память высказывание Томаса Карлейля, английского мыслителя, в его книге «Этика жизни», что беды, какие способен наделать фальшивый писатель, не поддаются подсчету.

Нет, я ни в коем случае не задаюсь целью зачеркнуть Горького. Вообще я говорю сейчас не о его литературе, его значении. Я говорю только о том, что антилитературно. Не о Горьком — писателе, а о Горьком — изрекателе. На мой взгляд, безответственном.

Эта безответственность развернулась во всей своей силе, когда Горький взялся за обоснование и введение метода социалистического реализма, иными словами — метода сознательной лжи.

Горький начал с того, что разделил правду на «правду добрую» и «правду злую», то есть правду, помогающую жить, и правду, мешающую жить. Может быть, и так, остановись он на этом, но он сделал совершенно сногсшибательный вывод: следовательно, тяжелая правда вредна и: «Не нужна нам такая правда, которая камнем ложится на крылья».

Далее все логично: значит, нужно говорить народу только о положительном, пишите о светлом, радостном, ростках коммунизма, а на задворках да вглубь копаться запрещено, ибо это ложится камнем на наши крылья. И пошла писать губерния. Подобно «социалистическому гуманизму» родилась и «соцреалистическая правда», великий писатель разъяснил как на ладони, что так нужно — и хорошо.

…Между прочим, правда все-таки одна.

Хорошая ли, плохая ли, веселенькая или ужасная, но только упорно и отважно доискиваясь ее, именно какая б она ни была, двигалась и движется людская цивилизация. Если же кому-то правда ложится камнем на крылья — ну что ж, можно бы сказать: грош цена таким крыльям.

Что же это тогда за крылышки такие у целого общества, что их надо оберегать и умолчаниями, и ложью, и гекатомбами пострелянных «врагов», и сетью концлагерей, и сумасшедшими домами для инакомыслящих, и ГПУ — НКВД — КГБ, и танками, и межконтинентальными ракетами с ядерными боеголовками?

И на всех этих эклектических подпорах, на всем циклопически-бездарном сооружении этой клети для всего человеческого — висит на шпиле нечто общипанное и сдохшее, несмотря на все отчаянные инъекции, это вот она и есть, та самая «правда», отобранная под красно-розовый --">