Ирене Крекер - Юрий Кукин. Понимаешь, это странно, очень странно

города Кемерово, рассказал об этом так: «Ну вот, ехал я, ехал и приехал в рудник Темиртау, который находится в Кемеровской области, а не в Казахстане. Темиртау в стране четыре, это не самый большой. Там три общежития. Одно из них мужское, называлось тогда условно «Лондон». Второе было женское общежитие, называлось, естественно, «Париж». Третье было смешанное, называлось «Рио-де-Жанейро».

Вот я в этом «Рио-де-Жанейро», на горе оно так немножко стоит, жил, а внизу жили московские геологи-девушки. Я пришёл как-то к ним в гости и сел на краешек постели одной из них. Сел я в восемь, просидел до одиннадцати. Мы говорили об итальянском кино и на другие не менее интересные и волнующие нас темы, а в одинадцать меня оттуда выгнали. Не они, а дежурная по этажу, так как по правилам рудников после 11-ти часов в женских комнатах в общежитии находиться нельзя — чревато.

Я ушёл, как-то отреагировал и написал песню о том, как я сидел с 8 до 11 на краешке постели и о чём мы разговаривали. Там в конце песни будет коса, так это коса, которой косят траву, а не женская. А называется песня «Гостиница», хотя там, гостиницей называлось всего две комнаты».

Как это бывает в жизни, через некоторое время Юрий Кукин покинул Сибирь, а песня осталась. Её поют сегодня везде, не придавая особого значения, кому она принадлежит, где и когда написана:

«Ах, гостиница моя, ты гостиница,

На кровать присяду я — ты подвинешься.

Занавесишься ресниц занавескою.

Я на час тебе жених, ты невестою.

Бабье лето, так и быть, не обидится.

Всех скорее позабыть, с кем не видеться.

Заиграла в жилах кровь коня троянского.

Переводим мы любовь, с итальянского.

Наплывает слог-туман, а в глазах укор,

Обязательный обман — умный разговор.

Сердце врёт — люблю, люблю! до истерики.

Невозможно кораблю без Америки.

Ничего у нас с тобой не получится.

Как ты любишь голубой мукой мучиться.

Видишь, я стою босой перед вечностью,

Так зачем косить косой-человечностью.

Коридорные шаги — злой угрозою,

Было небо голубым, стало розовым.

А я на краешке сижу, и не подвинулся,

Ах, гостиница моя, ты гостиница».

Эту песню я часто вспоминаю и по другому случаю.

1970-ый год. Я — студентка Новокузнецкого педагогического института, и проживаю в общежитии. Однажды утром открываю глаза и вижу перед собой парня, сидящего на табуретке возле моей кровати. А на столе — огромный кулёк, как выяснилось, с конфетами «Кара-Кум». Мне вспомнились тогда слова:

«Ах, гостиница моя, ты гостиница,

На кровать присяду я — ты подвинешься».

Это был мой случайный попутчик, ставший, через несколько лет, моим мужем. Помнится, он тогда в поезде попросил у меня мой адрес, под предлогом — выслать фотографии. Он тогда работал где-то в казахстанских степях, по направлению молодым специалистом. В то памятное утро он сказал, что приехал в наш город в отпуск и поселился в гостинице недалеко от моего общежития. Не смотря на ранний час в коридорах общежития и через открытые окна звучала песня «Гостиница». Бывает же такое? Или сокурсники тогда постарались, ревнуя и завидуя?

О том, что автор этой песни — Юрий Кукин, я узнала только в 2010-ом году на концерте поэта в помещении московского бардовского клуба «Гнездо глухаря». Как сейчас помню, сижу в первом ряду и слежу за каждым движением уже немолодого поэта, вслушиваюсь в каждое слово. Меня покоряет его смущённая улыбка. Теплом веет от слов, с которыми он обращается к зрителям. В зале нет свободных мест и нет посторонних. Его здесь знают, любят, слушают, затаив дыхание. Под свой аккомпанемент на гитаре он исполняет свои песни. Всем присутствующим они знакомы, но в исполнении автора звучат по-особенному. Сообщение о том, что им написано более пятисот песен, разлетевшихся по всем уголкам бывшего Советского Союза, встречается в зале с восторгом.

Я слушаю песни Юрия Кукина, наблюдаю за ним из зала, и сердце откликается на слова Юрия Алексеевича воспоминаниями о тех далёких годах, когда не нужно было размышлять, а можно было просто жить, отдаваясь течению времени.

* * *

В шестидесятые годы в стране — состояние эйфории от оттепели, которая открыла потенциальные возможности советского человека. Как часто бывает, атмосфера времени и окружающая среда помогли Юрию в развитии его --">