Всеволод Анисимович Кочетов - Эстафета поколений: Статьи, очерки, выступления, письма

складывался его духовный мир?

Людям, близко знавшим В. Кочетова, хорошо известно, что он не любил сосредоточивать внимание на своей личности, делиться воспоминаниями о пройденном пути. И только в его публицистических выступлениях нет-нет да и мелькнут какой-то штрих, черточка, живая зарисовка, по которым можно судить о прошлом.

К примеру, в очерке «Улыбка на древнем лице» он описывает восстановление Новгорода после фашистского нашествия, любовно рассказывает о бесценных памятниках древней культуры родного города, где прошло его детство, — Новгородском кремле, остатках Ярославова дворища, Гриднице, на которой когда-то висел вечевой колокол. Стоя на высоком, обрывистом берегу Волхова, писатель вглядывается в синюю полосу озера Ильмень, в очертания Юрьева монастыря и Рюрикова городища, где мальчишки времен революции, веря преданиям, разыскивали золотой гроб Рюрика. «Золота мы не находили, конечно, — с доброй усмешкой вспоминает один из этих «золотоискателей», — но год за годом обретали нечто более дорогое, чем золото: любовь к родным местам, овеянным мужественными легендами, к русской мягкой по краскам природе, к своему народу. к родине».

Сказано всего несколько слов, но и по ним можно представить, как уже в детстве происходило формирование личности, впитавшей в себя и нетленную красоту родной природы, и никогда не умиравший дух новгородской вольности, и мужество далеких предков, громивших на льду Чудского озера закованных в броню тевтонских рыцарей.

Еще один очерк, тесно связанный с современностью, но попутно возвращающий нас к первым годам Советской власти, — «Город-богатырь».

Подросток Сева Кочетов приезжает к старшему брату в Ленинград, чтобы здесь жить и учиться. Великий город, рассказывает писатель, еще припахивал дымом пожарищ недавних лет, в развалинах Литовского замка еще делили награбленное бандиты, еще гремели в ночи пистолетные выстрелы Леньки Пантелеева, а в каретных сараях консульств неких иностранных держав обнаруживались винтовки и пулеметы, припасенные на случай какого-нибудь восстаньица для ниспровержения власти большевиков. Но уже один за другим на стапелях судостроительных заводов закладывались морские корабли, уже из ворот «Красного путиловца» выходили первые тракторы, уже плавили сталь на Ижорском и на Невском заводе имени Ленина...

«Мы хорошо знали историю города, в котором начиналось наше вступление в жизнь, — вспоминает В. Кочетов. — История не пряталась тут под пластами пустынных песков или под нагромождениями окаменевшей вулканической лавы...

...Историю Ленинград хранил в каждом своем камне, она жила на любой его улице, на любом проспекте. Мы любили эту живую историю.

Но больше всего нас, мальчишек и девчонок, пионеров и комсомольцев, людей поколения, которое слишком было молодо в дни боев Октябрьской революции, волновало все, что было связано именно с ней, революцией. Нас волновали булыжники, по которым Ильич с Надеждой Константиновной Крупской хаживали за Невской заставой, мы несли цветы к могилам жертв Кровавого воскресенья, мы знали, где печатались первые экземпляры большевистской «Правды», мы стаивали под балконом особняка Кшесинской, с которого в апреле семнадцатого года говорил с народом Ленин, мы ходили к домам, в которых заседал VI съезд партии, мы знали в городе места бывших баррикад и почти каждый дом со следами октябрьских пуль, по следам этих пуль отыскивали окна, из которых и по которым когда-то стреляли.

Колыбель революции... До чего же это точно сказано!»

Вот теперь автор скуповатых на раскрытие своего внутреннего мира автобиографических заметок предстает перед нами более полно, освещенным изнутри. Теперь особенно ясно, как с пионерских и комсомольских лет духовно рос, мужал и креп будущий писатель-коммунист, непоколебимый в своих идейных убеждениях, до конца преданный ленинской партии и делу Великого Октября. Ясно и то, почему он с такой настойчивостью утверждал в своих художественных и публицистических произведениях идею преемственности, эстафеты революционных поколений.

Здесь же отметим, что ни в очерке о Новгороде, ни в очерке о Ленинграде В. Кочетов нигде не говорит только от своего имени. Вместо «я» — повсюду «мы». Тем самым подчеркивается неразрывная связь своей судьбы с судьбой своего поколения, с судьбами всего советского народа — черта, характерная как для него самого, так и для наиболее идейно --">