Григорий Борисович Юдин - Десять тезисов о любви к Сталину

правильно отмечает Иван Бабицкий, если бы люди не начали возмущаться формулировкой вопроса, мы бы, видимо, так никогда и не узнали, что 1638 опрошенных на самом деле получали два совершенно разных вопроса. И из того, что проценты ответов на эти вопросы совпали, делается странный вывод, что разницы в формулировке нет и можно вообще не сообщать аудитории, что половина респондентов отвечала на другой вопрос.

Проблема, на самом деле, не в методологии, а в идеологии. Левада-центр не может не видеть этих возражений – там работают квалифицированные коллеги, которые прекрасно понимают, что вопрос надо просто выкинуть. Однако они не могут справиться с желанием провести со своими респондентами «тест Сталина», чтобы вывести на свет их тоталитарную сущность, обнаружить жуткий Народ-Сталин. Потому что в ЛЦ смотрят на мир через призму довольно странной и противоречивой схемы «человека советского». Смысл этой схемы, грубо говоря, в том, что в России был, есть и будет тоталитаризм, ничего другого тут быть не может, за исключением коротких перерывов. Эта схема плоха тем, что пользуется теми представлениями о стране, которые выработало поколение Юрия Левады, и накладывает их на совершенно иные исторические обстоятельства. Она живёт прошлым и не даёт в упор заметить, что мы живём в совершенно другом политическом режиме, с совершенно другими проблемами и вызовами – хотя для этого достаточно выглянуть в окно. Неудивительно, что поколение диссидентов инстинктивно выбирает тот способ отношения к государству, который помогал ему выжить полвека назад. Удивительно, что это удаётся выдавать за «социологию».

Политический вред от этих вопросов состоит в том, что они полностью повторяют мировоззрение нынешних российских реакционных властей. Они навязывают всем нам выбор между «развитием страны» и «человеческой жизнью» — как будто этот выбор действительно существует. Именно так смотрят на жизнь в российских элитах, и это раз за разом повторяет Левада-центр. Смелости его команды в условиях мощного пресса необходимо воздать должное. Однако основная претензия к Левада-центру состоит в том, что, будучи финансово независимым от властей, он полностью зависим от них интеллектуально и идеологически.

Занятный аргумент, который прозвучал в последние дни, состоит в том, что «какая разница, что там опросы показывают – неужели без опросов не видно всенародной любви к Сталину?» Левада-центр к этому добавляет, что у нас, мол, и другие вопросы есть, и там тоже сплошной Сталин по всем фронтам.

Так вот, нет, ничего такого без опросов не видно. Видно, что образ Сталина активно используется госпропагандой, которая эксплуатирует тот общеизвестный факт, что слово «Сталин» ассоциируется со словом «порядок». Большинство сталинских мероприятий инициируется и финансово поддерживается сверху, структуры Мединского тут стараются. При этом в последние годы вообще наблюдается рост числа низовых памятников и инициатив (это то, что мы фиксируем в своих исследованиях как подъём «второй памяти», негосударственной) – из них Сталину посвящена ничтожная часть, просто на них всегда обращают внимание.

Опросы в России обычно замеряют умение респондентов повторять вчерашнюю пропаганду, и со Сталиным это особенно очевидно.

Ладно, с опросами всё ясно – а как, в конце концов, обстоит дело собственно с памятью о Сталине? Сложно и неоднозначно. В последнее время в российской исторической памяти происходит целый ряд любопытных сдвигов. Если говорить о тенденциях, то главное – это усталость от исторических войн. За последние тридцать лет мы пережили несколько резких движений маятника – от полного отрицания советского прошлого до возведения его в культ. Они не дали никакого успокоения – всегда есть вторая сторона, у которой своя убедительная правда. Поэтому люди устают от этого и всё чаще склонны занимать примирительную позицию – «давайте помнить и то, и это»; «это часть нашей истории, её нужно уважать». Дарья Хлевнюк называет это «нейтральной историей».

Это полностью относится и к Сталину. Если завтра выключить облучатель, то отношение к Сталину стабилизируется на взвешенном уровне «мы выиграли войну и изменили страну, но по разным причинам погибло множество людей». Любой опрос, который прижимает респондента к стенке («да или нет?»), обречён упустить эту тенденцию. Поэтому меня не удивляет, что доминирующие --">