Сёрен Урбански - За степным фронтиром

или национальных государств и создания жесткой, четко определенной линейной границы посредством навязанных государством изменений в экономической, политической, военной, этнической, социальной и культурной среде. Часто эти изменения сопровождаются насилием, вынужденным перемещением населения и подчинением сопротивляющихся. В то время как пограничье описывает более обширную местность, определенную внутренними и внешними пределами, в которой межгосударственная граница непосредственно формирует социальные и экономические сети, действует определенный свод законов, а доступ обычных людей на эту территорию ограничен государственной политикой, термин «приграничье» относится к участку, непосредственно проходящему вдоль государственной границы. «Граница» – это линия на карте, демаркационный камень, забор или караульный пост, который определяет территориальные пределы государственного суверенитета^[4]. Однако необходимо подчеркнуть, что любое догматичное следование определениям сильно упрощает историю границы. Приверженность жесткой терминологии не позволяет объяснить сложную природу пограничья, в котором продолжают существовать некоторые укорененные на местности и гибкие характеристики фронтира.

Россия и Китай, в отличие от островной Британии, империя которой располагалась за морем, были континентальными империями^[5]. Совместно к концу XVIII века они разделили Внутреннюю Азию: Маньчжурию, Монголию и Синьцзян на отдельные сферы интересов. Несмотря на различия в социальной и экономической структуре, обе силы осуществляли сходную имперскую политику на общем фронтире – как континентальные империи они покоряли свои окраины^[6]. Чтобы включить эти территории, названные Оуэном Латтимором оборонительными «фронтирами, обращенными вовнутрь», во все более мультикультурные системы управления, обе имперские силы полагались на сотрудничество местных элит, в первую очередь посредством сохранения за ними некоторых привилегий^[7].

В XIX веке мир стал свидетелем становления современных национальных государств^[8]. Прочерчивание конкретных государственных границ для определения и защиты национальной территории как «пространства решений» было важнейшим компонентом этого процесса. Возможно, в наиболее крайней форме территориальная ортодоксальность воплотилась в фашистских и коммунистических режимах ХX века. Четкая территориальная принадлежность и уникальные социальные образования начали терять силу только с концом двуполярного мира, становлением глобального капитализма, ростом значения наднациональных структур и возрождением регионализма^[9].

Глобальная тенденция нациестроительства не обошла стороной империи Цин (1644–1912) и Романовых (1613–1917). Несмотря на то что многие их окраины были в основном населены коренными народами: скотоводами, охотниками и рыболовами, на территориальные границы этих империй тем не менее влияла идея гомогенной власти, нетерпимой к конкурирующим силам, альтернативным значениям и неконтролируемым перемещениям^[10]. Желание устранить неопределенность периферии пережило эти режимы и усилилось, когда их преемники (СССР, Маньчжоу-го и КНР) ввели еще более радикальные формы территориализации, которые существенно изменили социальную динамику в пограничьях. Действия коммунистических властей Москвы и Пекина по реализации режимов закрытой границы не были уникальными, однако отличались большей решительностью. В результате этого всего лишь за несколько десятилетий сложная смесь геостратегических устремлений, конкурирующих идеологий и радикальных планов по изменению жизни каждого человека, проживавшего в оспариваемом регионе, привели к резкой трансформации премодерного межимперского евразийского фронтира в пограничье между двумя централизованными режимами, владеющими четко определенными пространствами^[11].

Границы, обеспечивая целостность, безопасность, контроль населения и внутренней экономики, сыграли в ходе этого процесса важнейшую государствообразующую роль. Они способствовали формированию различных национальных идентичностей одних и тех же этнолингвистических групп и, как высоко политизированные символы, стали площадками социальных изменений. Историк Питер Салинс, например, продемонстрировал, как локализм сформировал национальные --">