Ник Грум - Толкин и его легендариум

поэтому их названия пишутся со строчной.

В книге отдается предпочтение термину «англосаксонский» (в письменном источнике на латыни это слово впервые упомянуто в VIII веке, а на английском языке — в 1602 году), а не «древнеанглийский», чтобы отразить гибридный характер английской идентичности в период до Нормандского завоевания.

Первая мировая война в исследовании обычно упоминается как «Великая война» — именно под таким именованием она была знакома Толкину. Вторая мировая война, которая за время работы писателя над «Властелином колец» сменила целый ряд названий, сохраняет общепринятое, хотя у меня было искушение назвать ее «Шестилетней» по одному из толкиновских контрфактуальных нарративов.

В английском оригинале написание The Silmarillion означает вариант этой книги, опубликованный в 1977 году. The Silmarillion без курсива, или Quenta Silmarillion^[3], — это черновики Толкина, которые вошли в опубликованную позже многотомную «Историю Средиземья».

Известную кинотрилогию «Властелин колец» Питера Джексона я в совокупности называю «Кольца», а экранизацию «Хоббита» этого режиссера — «Хоббитами», чтобы отличить их от одноименных книг.

При цитировании произведений Толкина в русскоязычном издании за основу были взяты русские переводы «Властелина колец», «Хоббита» и «Сильмариллиона», выполненные А. А. Грузбергом. Там, где это необходимо, цитаты приближены к английскому оригиналу или сделан новый перевод. При выборе между существующими в русском языке переводами имен собственных и терминов из произведений Толкина предпочтение отдавалось наиболее распространенным в настоящее время или близким к английскому оригиналу вариантам^[4].

Предисловие

Любовь, которая назвать себя не смеет.

Лорд Альфред Дуглас. Две любви (1894)

В своей книге я постарался рассказать о Толкине и его провидческом творении, Средиземье, несколько иначе, чем другие исследователи. Я впервые прочел «Властелина колец» в тринадцатилетнем возрасте и был покорён этой вымышленной страной. Лучшее описание моих тогдашних впечатлений — слова любимого и, к сожалению, ушедшего от нас писателя Терри Пратчетта: «Никогда больше у меня не было столь искреннего чувства, будто я нахожусь внутри истории». С «Властелином колец» он тоже познакомился подростком: прочитал роман, когда под Новый год подрабатывал, присматривая за детьми.

Моя книга о том, каково быть внутри истории, невероятной истории. Это, разумеется, не прямое введение в мир Толкина. Таких букварей, путеводителей и энциклопедий вышло очень много, хотя они нередко склонны увязать в мелких деталях «легендариума» — придуманных писателем мифов с проработанной иерархией богов и богинь, богатым наследием разнообразных народов Средиземья, их запутанной историей и тысячелетними преданиями. На нескольких страницах эти книги проповедуют новообращенным, а потом уходят в дебри «айнур» и «майар», описывая озадаченным читателям воображаемых божеств вместо того, чтобы заниматься своим делом — просто объяснить, в чем ценность созданного Толкином.

Моя книга — это не научное исследование о проблемах, которые толкиновские произведения ставят перед читателем, включая тонкости и хитросплетения придуманных автором языков и алфавитов и вопросы католической теологии. Это требует невероятной эрудиции и мешает должным образом оценить их литературные достоинства и вклад в культуру. Такая работа, обладая несомненной научной ценностью, интересовала бы лишь знатоков: была бы стоящей, но бесполезной для широкой аудитории.

Отправной точкой для этой книги является скорее феномен Толкина в наши дни, это бесконечное Средиземье, сложившееся из пестрой смеси литературы, изобразительных искусств, музыки, радио, кинематографа, гейминга, сообщества поклонников и поп-культуры. Уже невозможно вернуться к чисто литературному Средиземью и отвергнуть прежде всего потрясающие фильмы Питера Джексона.

Остается признать, что любая оценка работ, возникающих на основе архивов Толкина, а также новых адаптаций созданной им истории и преданий, неизбежно будет нести глубокий отпечаток сложившейся в XXI веке многогранной толкиновской «индустрии».

Как минимум в этом отношении Толкина уместно сравнить с Шекспиром. Он не просто писатель и не собрание своих сочинений, а широкое и растущее пространство --">