Алана Инош (Алана Инош) - Дочери Лалады. Паруса души

корнями за землю, прочно вросло в неё и пило её соки, а могучий толстый ствол немного искривлялся, словно бы прогибаясь в талии и изворачиваясь винтом. Ещё днём девочка видела, что рисунок морщин на коре у него был немного закрученный, как будто богатырь хотел посмотреть назад и повернулся всем туловищем. Под корой его ветвей будто мускулы бугрились. А вот и памятник неизвестно кому... Хотя звёзды, наверно, знали это, но загадочно молчали и подмигивали ей: «Может, сама догадаешься? Неужели не помнишь? Ведь это было так недавно!» Груда камней возвышалась серым остроконечным курганом, дышала тоскливой и шепчущей жутью, но почему-то влекла её к себе с необъяснимой силой. Гиндгерд застыла перед ней, скованная мертвенно-печальным оцепенением.

— Золотце моё, ты чего это по ночам разгуливаешь? — раздалось вдруг.

Девочке показалось, будто это камни с ней заговорили, и она испуганно вскрикнула. А уже в следующий головокружительный миг её подхватили руки Эллейв: одна — живая и тёплая, вторая — жёсткая и холодная. Когда Гиндгерд была поменьше, она думала, что это просто кожа такая — тёмная, блестящая и твёрдая, но потом ей втолковали, что такой кожи не бывает, что эта рука — стальная, а оживляет её жидкая хмарь, которая течёт внутри по трубочкам.

— Да моя ж ты родная, — защекотал её щёку шёпот, а бездна глаз, отражая бездну небесную, завораживала и окутывала, ласкала лучиками звёзд. — Это я, я, не пугайся... Всё хорошо, я с тобой, моя маленькая пташка.

Родная сила её объятий успокаивала, Гиндгерд обняла её за шею и уткнулась личиком.

— А ты здесь почему? — спросила она.

— Не спится, моя хорошая, — ответила та, поглаживая девочку по спине. — Память давняя, как рана старая, ноет под сердцем. Но мне позволительно думы думать, ибо есть о чём, а вот маленьким пташкам спать надо. Давай-ка баиньки...

Эллейв устроилась под деревом, прислонившись спиной к могучему стволу, а Гиндгерд прильнула к ней и закрыла глаза в её объятиях.

— Я очень, очень тебя люблю, — сонно зевнула она.

— И я тебя люблю, моя родная маленькая девочка, — ответил ей ласковый шёпот.

Они обе задремали и не видели, как сквозь груду камней начали пробиваться белые цветы. Покачивая головками, одни цветы шептали: «Темань... Темань...» Это был даже не шёпот, а еле слышный нежный перезвон, серебристый и прохладный, как капельки росы. Другие цветы, целуя первые головками, шептали: «Дамрад... Дамрад...»

Под утро Онирис, проснувшись и не найдя рядом Эллейв, заглянула в комнату к дочкам, но в постели нашла только Изантрауд. Что-то ей подсказывало, где могли находиться недостающие любимые души.

Эллейв спала на траве под деревом, а в её объятиях, свернувшись клубочком, посапывала Гиндгерд. Они лежали лицом к лицу и соприкасались лбами — гладкий череп с косицей и светловолосая головка. Маленькая и хрупкая девочка доверчиво прижималась к большой и сильной, как грациозный мускулистый зверь, навье, согреваемая её теплом. Вся груда камней почти полностью скрылась под ковром из колышущихся и шепчущих белых цветов, и не имело значения, есть ли в могиле хотя бы волосок останков или же она пуста — эти цветы росли там, где жила любовь.

Поцеловав обеих, Онирис легла и прижалась к тёплой спине Эллейв. Скоро уж предстояло вставать, но хотя бы полчаса сладкой дрёмы под лёгким и нежным покровом любви ей хотелось вкусить, и она, улыбаясь, закрыла глаза.

Цветы, покачиваясь, тихо звенели, ночь бледнела и таяла, даря земле последние предрассветные лучи далёких миров, искусственная рука обнимала спящую девочку, а сверху на них лежала тонкая изящная рука врачевательницы раненых душ. Многих она, неутомимая, исцелила, но и ей требовался отдых, и ночь на своём излёте баюкала её в объятиях бездны, целующей её всеми своими звёздами.

6 июня — 8 августа 2022 г

--">