Ляна Зелинская - Чёрная королева: Опасная игра

обычное для старого тавра́ка тоже. Он развернулся и вышел из комнаты. Сегодня он еще оказался многословен, сочувствует, видимо, хотя такое бывает и нечасто.

Кошмар с каждым годом приходил всё реже. Время, видимо, все-таки лечит, хоть Рикард и не верил в это раньше.

Он пригладил волосы руками, глянул в зеркало – синие глаза налиты кровью и горят безумием. А пальцы левой руки едва разогнулись, с такой силой он сжимал её в кулак. Потер ладонями щёки, оделся и спустился вниз. В груди саднило.

Демоны А́шша принесли с утра какую-то бабу!

Услышав его шаги, дамочка зарыдала. И он сразу понял, зачем она здесь. Либо для неё нужно кого-то убить, либо кто-то хочет убить её, ну или её сына, дочь, племянника, племянницу, любовника, любовницу – неважно.

Они почти всегда рыдают. И их сыновья всегда невиновны. Или они сами невиновны в том, что кто-то хочет убить их. Вот что бы они ни сделали, а невиновны. Или те, кого хотят убить они, само собой, виновны. Причем, без суда.

Да ему какое дело? Ему плевать. А вот Альбукер, зараза, зачем-то пустил её прямо в гостиную. Хоть бы чаю ей налил, что ли, или вина. Всё бы обошлось без слёз.

Рикард терпеть не мог женских истерик.

Но Альбукер, как обычно, прятался или в своей каморке за лестницей, или на кухне с кальяном полным какой-то одной ему известной таврачьей дряни, от которой режет глаза, хочется кашлять и весь дом пропах дерьмом. Но что поделать, зато он служит бесплатно, не крутится под ногами и вопросов никогда не задает. А еще – не болтает.

Женщина плакала. Не сказать, чтобы рыдала, скорее плач её был театральным, тренированным годами жизни с нелюбимым мужем и от этого еще более противным. Она прикладывала батистовый платочек с монограммой попеременно то к одному глазу, то к другому, и вздыхала так, словно вся тяжесть мира лежала на её плечах. Но платье на ней было новым, из синего маслянистого шелка, а сумочка, из бежевой кожи с золотой вышивкой, стоила не меньше пяти тысяч ланей. Дама была состоятельной. И немолодой. Да и не то, чтобы старой – скорее усталой, но следившей за собой, и поэтому возраст её был неопределенным.

Значит, все-таки дуэль. Любовник и муж? Вряд ли. Скорее, любимый сын набирается первого опыта поруганной чести.

Рик покосился на часы – как долго он проспал! А его ждет Тиба́льд. И более важные дела, чем заступаться за чьего-то отпрыска. Но все-таки… деньги тоже не помешают.

Альбукер появился из кухни с кофейником и чашками.

Надо же, и вправду переживает за него! Сподобился кофе сварить.

Дама скосила глаза на молчаливого таврака, отхлебнула из маленькой чашки и, видимо, оценила его старания – кофе был отменный. Рикард слушал гостью вполуха, заливая густым напитком отвратительный клубок в желудке, оставленный недавним кошмаром.

А ноздри до сих пор ощущали гарь. И запах паленой кожи…

Проклятье! Ему нужен свежий воздух.

– Послушайте, миледи, ближе к делу, мне всё равно, виновен ваш сын или нет, – наконец, прервал он поток объяснений, – вы платите – я дерусь.

– Но он и правда не виновен! – всхлипнула гостья.

– Я вам еще раз повторяю: мне все равно. Вы платите – я дерусь.

– Почему? Почему вы вообще это делаете? – воскликнула она и всплеснула руками.

Вот уж глупый вопрос.

– Делаю – что?

– Позволяете убить себя за незнакомого человека?

– Во-первых, я же сказал – потому что вы платите. А во-вторых, кто сказал, что я позволю себя убить?

– Но… если… вдруг… он убьет вас… я же… возьму грех на душу! Вы должны знать хотя бы за что!

Дама переживает за себя. Понятно.

– Вы так спрашиваете, миледи, как будто хотите, чтобы он всё-таки убил не меня, а вашего сына? Как-то путано, не находите?

– Нет! Нет! – и она снова прижала платочек к глазам.

Каждый раз одно и то же. У него же на лбу написано – ему плевать! Но им надо излить душу. Извиняются, что ли, заранее… Вдруг его убьют? А ей потом гореть в очищающем пламени или в смоле вариться, или куда там ещё отправляет грешниц святой отец на утренних молитвах и проповедях в храме! Можно подумать, от того, что он будет знать причину убийства, оно от этого перестанет им быть. Да и не верит он в очищающее пламя. Пламя не очищает…

Но дама снова --">