Элла Чак - Единичка. Мир, где каждое прикосновение отнимает год жизни

в уме вариант новой для них квартиры, ведь скоро их станет на одного члена семьи больше. Неплохо бы переехать в «двушку». В каком-нибудь зеленом «секторе». В домик с «башенками».

– Девять м-миллиардов… девять… д-девять. Девять м-миллиардов… – свалился обессиленный Нестор, закончив чертить круги. – Умрут… все умрут… тотальное… вымирание… серебряный… серебряный… д-дождь… все имеет начало… и все имеет к-конец… – заикался Нестор.

Каждое произнесенное слово доставляло ему физическую боль. Лицо кривилось, морщилось, рот косил в сторону, мышцы век свела судорога.

Когда за дверью дважды раздался грохот, похожий на звук падающего тела, Нина догадалась – это ее муж. Она могла узнать его обморок по одному только звуку. Бывало, Нестор впадал в забытьё. Бормотал о какой-то живой Системе, пыхтел и разговаривал сам с собой, поедая апельсины.

– Нестор, очнись!

Нина схватила ледяную ладонь мужа. Красные прожилки проступили в его глазах, с обветренных губ капала слюна. Рыжую шевелюру пронзили седые пики прядей, которых еще утром не было.

– НЕТ! – выдернул он руку, будто его ошпарило кипятком, – НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! НЕ ПРИКАСАЙСЯ! Отвыкай… нельзя прикасаться! Ты умрешь, если дотронешься. Они все умрут… Мне надо… записать… надо… записать идею о серебряном… д-дожде…

В его руке осталась сетка апельсинов. Выхватив очередной фрукт, Нестор разодрал зубами кожуру. Лестничная клетка наполнилась ароматом цитрусовых.

– Солнце… солнце… – шептали его губы. – Она сказала, я их всех… их всех.

– Кто сказал?! Нестор, у тебя приступ! Отдай мне это, – попробовала Нина выхватить у него сетку.

– Оставь… Она умерла из-за них… – защищал Нестор апельсины, как родных детей.

– Я вколю тебе успокоительное! Сейчас, потерпи!

Когда Нина вернулась со шприцом, Нестор лежал на каменной плитке лицом вниз. Она подошла к стене, заметив, что муж не просто рисовал круги, он записал слова, идущие по кругу. Прислонившись щекой, разглядела бликующие разводы фраз: «все имеет начало и все имеет конец», «серебряный дождь», «замкнуть круг», «убить Систему».

Пыхтя на плитке, Нестор пробовал встать на четвереньки:

– Нина? Что происходит? – прижал он руку с опустевшей сеткой ко лбу.

– У тебя случился приступ. Ты кричал, чтобы я к тебе не прикасалась. Что кто-то умер из-за апельсинов! Нестор, – вздохнула Нина, – ты обещал пойти ко врачу, если приступ повторится.

– Это правда… она умерла.

Он не хотел, но его глаза дернулись к животу супруги. Нина сделала вид, что не заметила. Она не собиралась расстраиваться и рисковать ребенком. За столько времени должна была привыкнуть к припадкам мужа.

– Еще одно слово, и ты со своими апельсинами будешь спать на раскладушке в коридоре. Или нет. Прямо здесь!

– Нина, что мне делать? Пожалуйста прости! Но я видел!

– Ты уже много чего видел Нестор… видел летающие велосипеды и черный снег.

– Байки, – поправил он ее, – на антигравитации. А снег был серым.

– Этой субстанции нет в природе! Сам объяснял! Антигравитации не существует. И черного снега тоже.

– Но я… – выдохнул он, ударяясь головой о стену, – я могу логически обосновать возможность.

– Обоснуй потом нашей дочери, почему папа поздравляет ее с днем рождения по видео связи из дурки в смирительной рубашке.

– Думаешь, я схожу с ума? Но я видел… Видел девушку… Она управляла силой притяжения. – не стал он говорить «летала».

Нестор знал, его гениальный разум давно балансирует на тонком канате реального и вымышленного. Не канате. Уже нитке. Ну в самом деле! Какой черный снег! Какие парящие над землей люди! И главное, что галлюцинация сказала – будто Нестор станет причиной смерти девяти миллиардов людей. Она вообще знает, что их всего девять миллиардов?! На всей планете?!

– Бред, – сделал единственно верный, пусть и не научный вывод Нестор, – я никого не видел. Ни с кем не говорил. Устал. Мне привиделось. Мой труд спасёт человечество, а не уничтожит. Это стресс. От недосыпания. У меня шизофрения или ранняя деменция. То, что я --">