Александр Ханин - До Дели Далеко (СИ)

лице. Последний луч солнца падает на бейсболку. Надпись "CHICAGO BULLS" вспыхивает, буквы сливаются в сплошной блеск. На меня нисходит затмение. Я вижу лицо Чхат-Лала и его, шитую золотом, шапочку. Оно, это лицо совмещается с обнаженным и блестящим от пота и масел длинным телом Сергея. Из-за спины Чхот-Лала, из окошек школьного сортира льется тусклое сияние... У меня в голове что-то с хрустом поворачивается, и мир разом становится кристально ясным и отчетливым. Я словно раньше видел сквозь мутное стекло, а теперь прозрел. Я чувствую, как какое-то крупное насекомое ползет вверх по моей руке, протискивается под манжету рубашки и тычется мне в ладонь. Это тот самый ножичек с изогнутым, словно полумесяц лезвием. Я обнимаю пальцами маленькую и теплую рукоять, похожую на спинку жука. Вывернув кисть, я перерезаю шнурок на одном запястье, потом на другом. Путаясь в спущенных штанах, я подхожу к Сергею. Словно жнец на ниве, я делаю одно сноровистое движение своим серпиком. Рассекая Сергею горло от уха до уха, я ничего не чувствую. Наверное, он уже был мертвым. Еще один мертвец, прятался среди живых. Сквозь фонтанчик крови бьет в глаза закатное солнце. Вспышка. Багровая тьма. Вспышка. Я медленно вытягиваю ножичек из белой груди Арабеллы. Струйки темной крови на атласе кожи. Вокруг меня мечутся тени. Вспышка. Багровая тьма. Вспышка. Женщина бежит к каменному изваянию фаллоса. У нее подворачивается нога, она падает. Я хватаю за щиколотку эту худую, похожую на ветряк женщину, имени которой я не помню. Подтаскивая поближе. Я глубоко погружаю ножичек, в ее морщинистый поджарый живот и делая продольный разрез. Кто-то колотит меня палкой по спине. Палка ломается. Не поднимаясь с корточек, я оборачиваюсь и обрезаю сухожилия на брючной ноге. Почтенный пожилой джентльмен с истошным воплем валится в осоку. Да, это же он, тот самый дедок-счетовод, что привез нас на пикник на своем стареньком "Опеле"! Подползаю поближе и погружаю свой верный ножичек в тусклый, затянутой катарактой и бешено вращающийся глаз... Вспышка. Багровая тьма. Вспышка. Я обхожу поляну. Кругом ночь, в ночи горит костер. В траве лежат люди. Они мертвы. Я не мог убить всех. Наверное, кто-то спасся, сбежал. Я не знаю. Едва не разодрав лицо о ветку дикого олеандра, я ухожу с поляны... Я куда-то бреду, то плюхаясь, то, выплывая из забытья. Как будто-то светает. Синие сумерки, зеленая трава. Под ногами чавкает болотная жижа. Среди кочек змеится ручеёк. Встаю на колени, гляжусь в подвижное зеркало ручья. Мой полотняный пиджак, рубашка, брюки - всё, всё в крови! Мое лицо забрызгано кровью. На руках тоже кровь. В предрассветных сумерках она кажется черной. Какая гадость. Умываюсь. Кровь плохо стирается. Плачу, вою, рву траву с окрестных кочек. Утерев сопли, поднимаюсь с колен и бреду в сторону города...

* * *

- Что, с вами, Ким?

Они меня обступили. И госпожа Блаватская и полковник. У входа в купе - проводник и еще двое бородатых в чалмах с кокардами. Наверное, таможенники. Сверкают колбы керосиновых ламп. Свет режет глаза. Я обливаюсь потом. Нечем дышать. Я хочу им сказать, чтобы разошлись в стороны, но не могу говорить. Делаю движение рукой, будто плыву. Меня не понимают. Предметы покидают свои места. Оконная рама изгибается. За окном клубится какая-то муть. Нет-нет, это еще не все. Я силюсь что-то вспомнить. Купе и обступившие меня люди, начинают мерцать. Я падаю, проваливаюсь. Нет, я так не сдамся. Я шпион. У меня есть еще ниточка. Записка от доктора Хакенбуша. Мой контакт в Италии. Записка. Я поднимаю свою тяжелую и непослушную руку. Пропихиваю сосисочные пальцы в нагрудный карман. Не успеть, я проваливаюсь, падаю в колодец. Вместо людей оплывшие тени и высоко в небе пылающая колба керосиновой лампы. Кончики пальцев нащупывают бумажный квадратик. Я шпион, я так не сдамся. Невероятным усилием я выуживаю бумажку из кармана. Силюсь ее развернуть, едва не роняю. Пальцы не слушаются. Лицо госпожи Блаватской совсем близко. Она говорит мне что-то, но я не могу разобрать. У меня нет на это времени. Я каким-то чудом разворачиваю эту записку. Теперь она лежит на моем брючном колене. Свет так ярок, что я едва различаю буквы. Пейзаро, институт психиатрии. Второй этаж, кабинет 13, перерыв на обед с часа до двух. Доктор Чезаро Ломброзо. Это мой человек в Италии. Да, все верно. В изнеможении откидываюсь на спинку, записка слетает с моего колена. Но почему, они оба доктора? Мой --">