Максим Касмалинский - Трюм "А"

Андреев согласно кивает, он все это время медленно ходит туда-сюда, заложив руки за спину.

ФАРИА. Я вам больше скажу, все цифры — условность. Интересный факт, в Парагвайской губернии живут у нас индейцы гуарани. И с этим племенем проводили опыт мои товарищи…

АВВАКУМ (поднимая палец вверх). Иезуиты!

ФАРИА. Ну да, товарищи. Коллеги по Ордену.

ТОРГОВЕЦ. А что за опыт? Над живыми людьми?

ФАРИА (игнорируя вопрос). Так вот! В цивилизации индейцев отсутствуют цифры и числа. Счёт, как таковой. Они в принципе не могут сказать, что… вот три дерева. Индеец скажет — кривое, больное и то, где ветка, с которой Соколиный Хвост упал и заплакал. У него не пять детей, а Мая, Яя, Хая, Шу и Жабий рык — самый маленький.

ТОРГОВЕЦ. Так не бывает. А как покупать и продавать без цифр? Нет, невозможно.

ИВАН. Считать. Если бы я не мог считать, то кошмар! Нельзя без смысла сути, да? Нельзя. Моргаешь и считаешь, моргаешь и считаешь, четыре тысячи морганий в час. Четыре тысячи просветов, четыре тысячи побегов…

ФАРИА. Тем не менее, живут-выживают в сельве. Индейцы-гуарани, да… А если их культура разовьется до нужного уровня, то я представляю, как бы выглядела формула ньютоновских законов — ха-ха-ха! — мешок разноцветных ленточек и камешков. Удивительное сознание.

АВВАКУМ. У нас-то так же. Вогулы, зыряне — народы странные. Нам европейцам непонятные.

АЛЕКСЕЙ (бьет рукой по столу). Так вы признаете, что русские-европейцы?! Признаете?!

АВВАКУМ. Отвянь, безбожник.

ФАРИА. Нет для Господа ни эллинов, ни иудеев.

ИВАН. Играть будем?

ТОРГОВЕЦ. Чайку испить… пойду закажу.

Подходит к двери открывает кормушку, берет оттуда два стакана в серебряных подстаканниках, один — себе, другой отдает Фариа, рядом с которым остановился Андреев.

АНДРЕЕВ. Расскажите, что хотела католическая церковь принести индейцам? Идея в чем? Каков был именно план… алгоритм действий?

АЛЕКСЕЙ. Вау, подождите! Но человеческое сознание не может без обобщений. Есть стандартные инструменты мышления, врожденные свойства, биологически обусловленные.

ФАРИА. Человеческое сознание еще не на то способно. Нас, например, здесь собрать.

АНДРЕЕВ. Где это «здесь»? (снова начинает медленно расхаживать).

ТОРГОВЕЦ. Верней сказать: «в когда»?

ИВАН. Кого это «нас»?

ФАРИА. Если есть трюм времени, то есть и его палуба. Есть парус времени, есть рулевой. А ветер, который несет корабль — это выше человеческого сознания. А, Лёша? Но индейцы могут представить и ветер, и штиль. Цунами времени! А развитое, как мы считаем, сознание даже трюм времени (обводит руками помещение) представляет довольно смутно. И единственный вывод сделает, что, если есть трюм «А», значит должен быть трюм «Б». (Пьет чай). Между прочим, его императорское величество зрит в корень.

Иван приосанился. Из-за занавески появилась Вера, которая подошла к нему и стала ласково гладить волосы Ивана.

АЛЕКСЕЙ (встает). Ах-ха! Есть неувязка. Мы все здесь враги государства и предатели родины. Ввиду приверженности идеям — разным у каждого, но опасным для власти — нас приговорили к тюремному заключению. Это нас объединяет в «нас». Окей. Но Иван Антонович был ребенком и его преступление, лишь в самом факте рождения. Родился в определенное время, в определенной семье и — застенки. Его присутствие в трюме — нелепость.

АВВАКУМ. Кому — нелепость, а кому — промысел.

АНДРЕЕВ (нервно). Нет, это как раз объяснимо. Его вызволяли! Пытались вызволить. Попытка освобождения Ивана Антоновича была вызвана заключением Россией перемирия и впоследствии мирного договора. Вернуть престол Ивану Антоновичу вознамерились сторонники продолжения войны и… (Ивану) ваше величество, вы же согласились?

АВВАКУМ. Бы!

АНДРЕЕВ. Вы бы согласились?

ИВАН. Вне всякого сомнения, да.

АНДРЕЕВ. С условием продолжить войну? Свою свободу выкупить ценой многих жизней? Простых ребят, русских крестьян, набранных в рекруты… Под пушки бросить деревенских парней… ради собственной свободы?

ИВАН. Не свободы. Трона.

ВЕРА (гладя Ивана). Ох ты мой маленький деспот… тиран.

ТОРГОВЕЦ. Император! Эй, идущие на смерть приветствуют тебя!

АЛЕКСЕЙ. Император — не святоша. Без убийства он не может удержаться на маршруте, а в тоске на смертном ложе ты мечтал о Марке Бруте. Иван Антонович, Иван Антонович…

ВЕРА. А вы бы отказались, Лёша?