Марина Ивановна Цветаева - После России

class="book">снутымъ кулакомъ — въ пески!

Нѣкоторымъ, безъ кривизнъ —

Дорого дается жизнь.

25го іюня 1922 г.

Дабы ты меня не видѣлъ —

Въ жизнь — пронзительной, незримой

Изгородью окружусь.

Жимолостью опояшусь,

Изморозью опушусь.

Дабы ты меня не слушалъ

Въ ночь — въ премудрости старушьей:

Скрытничествѣ — укрѣплюсь.

Шорохами опояшусь,

Шелестами опушусь.

Дабы ты во мнѣ не слишкомъ

Цвѣлъ — по зарослямъ: по книжкамъ

Заживо запропащу:

Вымыслами опояшу,

Мнимостями опушу.

25го іюня 1922 г.

БАЛКОНЪ

Ахъ, съ откровеннаго отвѣса —

Внизъ — чтобы въ прахъ и въ смоль!

Земной любови недовѣсокъ

Слезой солить — доколь?

Балконъ. Сквозь соляные ливни

Смоль поцѣлуевъ злыхъ.

И ненависти неизбывной

Вздохъ: выдышаться въ стихъ!

Стиснутое въ рукѣ комочкомъ —

Чтó: сердце или рвань

Батистовая? Симъ примочкамъ

Есть имя: — Iордань.

Да, ибо этотъ бой съ любовью

Дикъ и жестокосердъ.

Дабы съ гранитнаго надбровья

Взмывъ — выдышаться въ смерть!

30го іюня 1922 г.

Ночного гостя не застанешь...

Спи и проспи навѣкъ

Въ испытаннѣйшемъ изъ пристанищъ

Сей невозможный свѣтъ.

Но если — не сочти, что дразнитъ

Слухъ! — любящая — чуть

Отклонится, но если нáвзрыдъ

Ночь и киѳарой — грудь...

То мой любовникъ лавролобый

Поворотилъ коней

Съ ристалища. То ревность Бога

Къ любимицѣ своей.

2го іюля 1922 г.

Неподражаемо лжетъ жизнь:

Сверхъ ожиданія, сверхъ лжи...

Но по дрожанію всѣхъ жилъ

Можешь узнать: жизнь!

Словно во ржи лежишь: звонъ, синь...

(Что жъ, что во лжи лежишь!) — жаръ, валъ...

Бормотъ — сквозь жимолость — ста жилъ...

Радуйся же! — Звалъ!

И не кори меня, другъ, столь

Заворожимы у насъ, тѣлъ,

Души — что вотъ уже: лбомъ въ сонъ.

Ибо — зачѣмъ пѣлъ?

Въ бѣлую книгу твоихъ тишизнъ,

Въ дикую глину твоихъ «да» —

Тихо склоняю обломъ лба:

Ибо ладонь — жизнь.

8го іюля 1922 г.

10

Думалось: будутъ легки

Дни — и безтрепетна смежность

Рукъ. — Взмахомъ руки,

Другъ, остановимте нѣжность.

Не — поздно еще!

Въ раз — свѣтныя щели

(Не поздно!) — еще

Нам птицы не пѣли.

Будь на — сторожѣ!

Послѣдняя ставка!

Нѣтъ, поздно уже

Другъ, если до завтра!

Земля да легка!

Другъ, въ самую сердь!

Не въ наши лѣта

Откладывать смерть!

Мертвые — хоть — спятъ!

Только моимъ сна нѣтъ —

Снамъ! Взмахомъ лопатъ

Другъ — остановимте память!

го іюля 1922 г.

Руки — и въ кругъ

Перепродажъ и переуступокъ!

Только бы губъ,

Только бы рукъ мнѣ не перепутать!

Этихъ вотъ всѣхъ

Суетностей, отъ которыхъ сна нѣтъ.

Руки воздѣвъ,

Другъ, заклинаю свою же память!

Чтобы въ стихахъ

(Свалочной ямѣ моихъ Высочествъ!)

Ты не зачахъ,

Ты не усохъ наподобье прочихъ.

Чтобы въ груди

(Въ тысячегрудой моей могилѣ

Братской!) — дожди

Тысячелѣтій тебя не мыли...

Тѣло межъ тѣлъ,

— Ты, что мнѣ прóпадомъ былъ двухзвѣзднымъ!..

Ударяется и отрывается первый слогъ. Помѣчено не вездѣ.

11

Чтобъ не истлѣлъ

Съ надписью: не опознанъ.

го іюля 1922 г.

БЕРЛИНУ

Дождь убаюкиваетъ боль.

Подъ ливни опускающихся ставень

Сплю. Вздрагивающихъ асфальтовъ вдоль

Копыта — какъ рукоплесканья.

Поздравствовалось — и слилось.

Въ оставленности златозарной

Надъ сказочнѣйшимъ изъ сиротствъ

Вы смилостивились, казармы!

10го іюля 1922 г.