Юлия Владимировна Друнина - Мир под оливами

А пока Комарова спецшкольников взвод

Величает «Володька–комарик».

Комсомольский билет, да четырнадцать лет,

Да пожар, полыхающий в мире.

У спецов горячее желания нет,

Чем на фронт драпануть из Сибири.

Малолетство они почитали бедой,

Ратным подвигом бредили дети.

И откуда им знать, что падучей звездой

Их «комарик» умчится в бессмертье?

Это будет потом — звездный час, звездный свет,

После — весть, леденящая душу…

А пока только тыл, да четырнадцать лет,

Да мороз, обжигающий уши.

У пилотки бы надо края отогнуть,

Подпоясать шинелишку туго.

Но задумался мальчик. Быть может, свой путь

Видит он сквозь сибирскую вьюгу…

В ШУШЕНСКОМ

* * *

И вижу я внутренним взором

Церковную узкую дверь.

Мне жаль этой церкви, которой

Нет в Шушенском больше теперь.

Двух ссыльных в той церкви венчали —

Давно это было, давно.

Царапались мыши, стучали

Кедровые лапы в окно.

И вижу я внутренним зреньем,

Как пристально, из–под очков,

В потрепанной рясе священник

Взирает на еретиков —

Веселых, не верящих в бога,

Бунтующих против царя…

Так пусто, темно и убого,

Так холодно у алтаря.

Мигают оплывшие свечи,

Свисает с иконы паук.

Мерцание медных колечек,

Застенчивость девичьих рук…

Я много бродила по свету,

Все, может быть, только затем,

Чтоб встретить на Севере эту

Песнь песен, поэму поэм.

И все–таки встречи не будет —

Ту церковь снесли, говорят…

Чего не придумают люди —

Не ведают, знать, что творят…

За лесом туманятся горы,

Синеет Саянский хребет.

Вхожу я в ту церковь, которой

В сегодняшнем Шушенском нет.

* * *

А такое и вправду было,

Хоть и верится мне с трудом:

Кто–то начал со страшной силой

Украшать этот бедный дом.

«Что, мол, нам экскурсанты скажут?

Все должно быть на высоте!»

И повесили люстру даже

Расторопные люди те.

И портьеры (что подороже!)

Стали здесь «создавать уют»,

И слоны из пластмассы — боже! —

Протоптали дорожку тут.

И центральное отопленье

Провели за рекордный срок —

Как, простите, товарищ Ленин

В ссылке жить без комфорта мог?..

Штукатурили в доме бревна,

У крыльца развели цветник…

И тогда, оскорбившись кровно,

Правда свой отвернула лик.

Стало в доме фальшивым что–то,

Сразу свой потеряло вес…

Годы шли, как на приступ роты, —

Соскребали мы позолоту,

Бутафорский снимали блеск.

Нынче в доме, где ссыльный Ленин

Прожил несколько долгих лет,

Нет центрального отопленья

И сверкающей люстры нет.

Пахнут бревна смолою снова,

Никаких нет на окнах штор.

…Запах времени! Дух былого!

Как волнует он до сих пор…

Нас изба привечает скромно,

Ветры времени в ней сквозят.

Так мала она! Так огромна —

Даже в сердце вместить нельзя.

* * *

Я навек поняла отныне,

Стало в Шушенском ясно мне:

Людям надобно со святыней

Оставаться наедине.

Помолчать, грохот сердца слыша,

Не умом, а душой понять:

Здесь он жил, вот под этой крышей,

Эта койка — его кровать.

Здесь невесте писал про Шушу,

Здесь морщинки легли у рта…

Я хочу тишину послушать,

А при людях она не та.

И когда все уйдут отсюда,

И затихнет людской прибой,

Я немного одна побуду —

Я побуду, Ильич, с тобой…

Примечания

1

В этот день повесили пятерых декабристов и свершили обряд гражданской казни над остальными.

(обратно)
--">