Александр Александрович Бестужев-Марлинский , Гавриил Степанович Батеньков , Павел Александрович Катенин , Александр Иванович Одоевский , Кондратий Федорович Рылеев , Владимир Федосеевич Раевский , Федор Николаевич Глинка , Вильгельм Карлович Кюхельбекер - Высокое стремленье. Лирика декабристов

class='book'> К ДРУЗЬЯМ В КИШИНЕВ

Итак, я здесь... за стражей я...

Дойдут ли звуки из темницы

Моей расстроенной цевницы

Туда, где вы, мои друзья?

Еще в полусвободной доле

Дар Гебы пьете вы, а я

Утратил жизни цвет в неволе,

И меркнет здесь заря моя!

В союзе с верой и надеждой,

С мечтой поэзии живой,

Еще в беседе вечевой

Шумит там голос ваш мятежный.

Еще на розовых устах

В объятьях дев, как май прекрасных,

И на прелестнейших грудях

Волшебниц милых, сладострастных

Вы рвете свежие цветы

Цветущей девства красоты.

Еще средь пышного обеда,

Где Вакх чрез край вам вина льет.

Сей дар приветный Ганимеда

Вам негой сладкой чувства жжет.

Еще расцвет душистой розы

И свод лазоревых небес

Для ваших взоров не исчез.

Вам чужды темные угрозы

Как лед холодного суда,

И не коснулась клевета

До ваших дел и жизни тайной,

И не дерзнул еще порок

Угрюмый сделать вам упрек

И потревожить дух печальный.

Еще небесный воздух там

Струится легкими волнами

И не гнетет дыханье вам,

Как в гробе, смрадными парами.

Не будит вас в ночи глухой

Угрюмый оклик часового

И резкий звук ружья стального

При смене стражи за стеной.

И торжествующее мщенье,

Склонясь бессовестным челом.

Еще убийственным пером

Не пишет вам определенья

Злодейской смерти под ножом

Иль мрачных сводов заключенья...

О, пусть благое провиденье

От вас отклонит этот гром!

Он грянул грозно надо мною,

Но я от сих ужасных стрел

Еще, друзья, не побледнел

И пред свирепою судьбою

Не преклонил рамен с главою!

Наемной лжи перед судом

Грозил мне смертным приговором

«По воле царской» трибунал.

«По воле царской?» — я сказал

И дал ответ понятным взором.

И этот черный трибунал

Искал не правды обнаженной

Он двух свидетелей искал

И их нашел в толпе презренной.

Напрасно голос громовой

Мне верной чести боевой

В мою защиту отзывался:

Сей голос смелый пред судом

Был назван тайным мятежом

И в подозрении остался.

Но я сослался на закон,

Как на гранит народных зданий.

«В устах царя, — сказали, — он,

В его самодержавной длани,

И слово буйное «закон»

В устах определенной жертвы

Есть дерзновенный звук и мертвый...»

Итак, исчез прелестный сон!..

Со страхом я, открывши вежды,

Еще искал моей надежды

Ее уж не было со мной,

И я во мрак упал душой...

Пловец, твой кончен путь подбрежный,

Мужайся, жди бедам конца

В одежде скромной мудреца,

А в сердце с твердостью железной.

Мужайся! близок грозный час,

Он загремит в дверях цепями,

И, может быть, в последний раз

Еще окину я глазами

Луга, и горы, и леса

Над светлой Тираса струею,

И Феба золотой стезею

Полет по чистым небесам,

Над сердцу памятной страною,

Где я надеждою дышал

И к тайной мысли устремлял

Взор светлый с пламенной душою.

Исчезнет всё, как в вечность день.

Из милой родины изгнанный,

Я буду жизнь влачить, как тень,

Средь черни дикой, зверонравной,

Вдали от ветреного света

В жилье тунгуса иль бурета,

Где вечно царствует зима

И где природа как тюрьма;

Где прежде жертвы зверской власти,

Как я, свои влачили дни;

Где я погибну, как они,

Под игом скорбей и напастей.

Быть может — о, молю душой

И сил и мужества от неба!

Быть может, черный суд Эреба

Мне жизнь лютее смерти злой

Готовит там, где слышны звуки

Подземных стонов и цепей

И вопли потаенной муки;

Где тайно зоркий страж дверей

Свои от взоров кроет жертвы.

Полунагие, полумертвы,

Без чувств, без памяти, без слов,

Под едкой ржавчиной оков,

Сии живущие скелеты

В гнилой соломе тлеют там,

И безразличны их очам

Темницы мертвые предметы.

Но пусть счастливейший певец,

Питомец муз и Аполлона,

Страстей и буйной думы жрец,

Сей берег страшный Флегетона,

Сей новый Тартар воспоет:

Сковала грудь мою, как лед,

Уже темничная зараза.

Холодный узник отдает

Тебе сей лавр, певец Кавказа.

Коснись струнам, и Аполлон,

Оставя берег Альбиона,

Тебя, о юный Амфион,

Украсит лаврами Бейрона.

Оставь другим певцам любовь!

Любовь ли петь, где брызжет кровь.

Где племя чуждое с улыбкой

Терзает нас кровавой пыткой,

Где слово, мысль, невольный взор

Влекут, как

--">