Александр Иванович Одоевский - Полное собрание стихотворений

«привести в боренье права народа и права самодержавия и ежели не иметь успеха, то, по крайней мере, оставить историческое воспоминание» (из показаний на следствии декабриста Г. С. Батенькова) требовал горячих, искренних переживаний.

«Я страшусь общего порока сентиментальности», — писал а письме от 23 декабря 1823 года Одоевский. Он отрекался этим от чувствительности по мелочам, от сентиментального умиления идиллическими картинами природы и дружбы, от всего неглубокого и показного. Одоевский это резко подчеркивал: «Я не Стерновой секты... я говорю, что чувствую». Русские романтики 20-х годов не были едины — это были два противостоящих друг другу лагеря. Для одних романтическое мировоззрение выражалось в бесплотных мечтаниях о «тайном, незнакомом, незримом, таинственном», как иронически перечислял Одоевский в письме к брату от 27 мая 1828 года. Другой, активный и насыщенный гражданским содержанием романтизм вел к восторженной жажде «благородного поприща».

Одоевский формулировал не только свое собственное жизненное credo, когда еще совсем юным писал: «Ничто более не возмущает меня, как холодность, особенно в молодом человеке» (из письма к В. Ф. Одоевскому от 24 августа 1821). К 15 октября того же года относится его чрезвычайно характерное письмо: «Может быть, — писал он брату, — прочел ты до конца последний мой вздор и, может быть, подумал, что я не в полном уме; все зависит от минуты, когда ты распечатывал письмо: стоило только быть хладнокровным, чтобы почесть меня сумасшедшим. Итак, едва ли уже не сбираешься ты описать в элегии несчастие молодого человека, который, по крайней мере, чем-нибудь похож на Торквато. Называй меня полоумным, сумасшедшим: я не буду оправдываться; не буду отдавать тебе отчета ни в чувствованиях, ни в мыслях, ибо только хладнокровный человек может следовать за связью мыслей своих. Я упустил из рук нить Ариадны и бродил в лабиринте: это худо, весьма худо, признаюсь в том откровенно, но ум может ли быть в вечном согласии с сердцем?» Далее следует четверостишие, посвященное той же мысли. Вспомним слова Чацкого: «Ум с сердцем не в ладу». Александр Одоевский был одним из тех, о ком говорил Грибоедов устами Чацкого:

Теперь пускай из нас один,

Из молодых людей, найдется — враг исканий,

Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,

В науки он вперит ум, алчущий познаний;

Или в душе его сам бог возбудит жар

К искусствам творческим, высоким и прекрасным, —

Они тотчас: разбой! пожар!

И прослывет у них мечтателем! опасным!!

Зимой 1824— 1825 годов Одоевский был принят в Тайное общество.

2

Облик Александра Одоевского был искажен дореволюционным литературоведением. О понимании им декабризма как якобы «противозаконного насилия» писал монархический историк А. И. Сиротинин. Некоторые литературоведы (Н. А. Котляревский, Ю. И. Айхенвальд и другие), признавая верность поэта гуманным убеждениям, изображали, однако, эти убеждения крайне расплывчато, лишали их какого-либо конкретного содержания. Более того, иногда Одоевский изображался верившим в торжество правды лишь в потустороннем мире и считавшим день 14 декабря преступным. П. Н. Сакулин писал о «случайном декабристе». Даже впоследствии, в советский период, когда были опубликованы новые, ранее неизвестные стихи Одоевского, П. Н. Сакулин продолжал характеризовать его как человека и поэта, чуждого революционному пафосу.

Всем этим утверждениям противостоят факты, противостоит и то, что говорили об Одоевском другие декабристы. Так, например, знавший его хорошо Н. И. Лорер писал, что Одоевским руководили «не ребячество, а любовь к отечеству и стремление на развалинах деспотизма, самого самодурного, самого пагубного для общества, <построить> благо России».

Советские исследователи декабристской литературы доказали искренность и глубину убеждений Одоевского. При этом, однако, об участии его в Северном обществе нередко говорится не вполне справедливо: зная о революционных планах, являясь сторонником вооруженного восстания, Одоевский будто бы был захвачен лишь романтической стороной предстоящего подвига и даже не разбирался как следует в целях и задачах Общества. Между тем нельзя не видеть значительно большей роли Одоевского в Обществе. Он находился в самом центре событий, причем вовсе не только перед самым восстанием. Его квартиру на Почтамтской улице М. В. Нечкина совершенно справедливо называет «революционным гнездом»; --">