Олег Александрович Юрьев - Петербургские кладбища

неотложный замерзает зуммер...
— Нет-нет, не сплю, а умер —
Задохся этими стихами я.
II, 17

Погасла ночь...

Погасла ночь, глаза в ее хвосте
Смежили веки,
И смолкло щелканье ее костей,
Тех полых трубочек, закрученных, как шнеки.
Вся прелесть мира умерла —
Погасла, смолкла, сморщилась сморчком,
Ночная бабочка сложила все крыла
И стала золотым сверчком.
Пока я ел стеклянный виноград
И хрюкал, счастлив, как свинья,
Погасла ночь в огнях своих оград,
И с нею я.
II, 17

* * *

гремит-гремит река-река
и сыпет в воздух вод труху
меня дурного старика
ведут-ведут — нá реку пóд руку
горит луна сквозь облака
и в каждом облаке — как по фонарику
меня дурного старика
ведут-ведут — пóд руку нá реку
пока мы будем старики
и не родимся наново
водить нас будут вдоль реки
вдоль лязга ее банного
пока мы дурни-старики
бредем по лунной просеке
гремят-гремят реки-реки
колесики-колесики
III, 17

Иерусалим

говор жалкий и забвенный
просыпается во мне
сор бессонный над Геенной
высыпается вовне
ты не ходь туда молодчик
где сухой огонь горит
где на корточках молочник
кашу черную творит
где холодные собаки
извиваются дрожа
тлеющие колобахи
черным носом сторожа
тот молочник сын Шайтана
и одной из тех собак
хоть нога его бесштанна
но в руке дымит табак
под рукой шайтанской млеет
расщемленная коза
извивается и тлеет
расщепленная лоза
в тонком дыме в серой пене
ветки черные простер
и все жальче и забвенней
вертоград моих сестер
говор жалкий и забвенный
осыпается вовне
сор бессонный над Геенной
просыпается в огне
III, 17

* * *

то мельница то соловей...
то лестница то пароход
то лермонтов то караул
у родины есть нежный скрип
меж скрежетом и тишиной
под лестницей у паучка
средь трех берез блукает толстый фет
они скрипят и гнутся а их жаль
они свои же купленные
у родины есть рыжий свет
и старый фет заржавый жид
скулит тихонечко березу приобняв
она своя скрипит и светится
и ветер в ней вздыхает нежно-кольчатый
как родина — такой как родина как родина
V, 17

* * *

Назо к смерти не готов,...
И. Б.
...Которую воспел Назон.
А. П.
озон озноб и молний сноп
над мреющей рекой асбестной
в фонариках как елка снов
ладья ошвартована над бездной
...мы вскорости сядем и поплывем
вёсла поднявши спустивши парус
мы с бака вскорости поплюем
на светлый ветер на темный Фарос
мы ляжем вскорости на корме
нацеля в небо с груди свечу
облако вспыхнет все до корней
по нашему вспорото лучу
и мы нальем в толстостенный штоф
вина где пылится и шепчет озон...
...но назо к смерти не готов
которую воспел назон
V, 17

* * *

золотом тленным ленным железом
я до последнего дня торговал
в облаке пенном голосом пленным
пел-напевал пил-выпивал
острыми крыльями мрак разбивал
выл-завывал вопиющею выпью
дул-задувал как из сиплой дуды
сколько я выпил столько не выпью
той не живой и не мертвой воды
мыльной сверкающей пылью воды
скоро окончится странствие птичье
в облаке пенном в тленном пальто
в золоте ленном в пленном железе
петь-напевать уж не будет никто
врать-воровать уж не будет никто
всё и величье и неприличье
распродавать не будет никто
VI, 17

* * *

Что ж гоноришься ты, племя подлячье,
Мухры громоздишь на хухры?!
Ой, не ходите, евреи, в Подляшье,
Ох, не спускайтесь в хохлы.
Солью, и салом, и кровью горилой
Пахнут усы холуя.
Мусорный ветер висит над могилой,
Эта могила — моя.
VII, 17

Ничего не осталось...***

Ничего не осталось, только ветер горит
в золотых волосах погибающих верб и в стволах
кленов пунцовых и бледных растерзанных буков,
мыльную реку из каких-то гранитных корыт
наливает заблудившийся терщик-аллах,
и срывается с ветки луна, замяукав.
Ничего не осталось — ни себя, ни тебя,
только поезд недвижен, уносясь по мосту
сквозь взвихренья шашлычной, закóпченной гари,
только жизнь незаметная, нас погубя,
отступает, еще не сыта, в черноту,
и глаза ее негодяйские кари.
X, 15–VII, 17

*** Переработанный вариант стихотворения, напечатанного в книге «Стихи и хоры последнего времени» (М., 2016).

--">