Александр Трифонович Твардовский - За далью — даль

Наставник строгий и отец.

Но ты и льстец неосторожный,

И вредный, к случаю, квасец.

И крайним слабостям потатчик,

И на расправу больно скор.

И сам начетчик

И цитатчик,

И не судья,

А прокурор.

Беда бедой твой пыл бессонный.

Когда вдобавок ко всему

Еще и книжкой пенсионной

Ты обладаешь на дому.

Не одному бюро погоды

Спешишь ты всыпать поскорей,

Хоть на почтовые расходы

Идет полпенсии твоей.

Добра желаючи поэту,

Наставить пробуя меня,

Ты пишешь письма в «Литгазету»,

Для «Правды» копии храня…

И то не все. Замечу кстати:

Опасней нет болезни той,

Когда по скромности, читатель,

Ты про себя, в душе, — писатель,

Безвестный миру Лев Толстой.

Ох, вы, мол, тоже мне, писаки,

Вот недосуг за стол засесть…

Да, и такой ты есть и всякий,

Но счастлив я, что ты, брат, есть!

Не запропал, не стал дитятей,

Что наша маменька — печать

Ласкает, тешась:

— Ах, читатель,

Ах, как ты вырос — не достать!

Сама пасет тебя тревожно

(И уморить могла б, любя):

— Ах, то-то нужно, то-то можно,

А то-то вредно для тебя…

Ты жив-здоров — и слава богу,

И уговор не на словах:

В любую дальнюю дорогу

На равных следовать правах…

Ты помнишь, я свой план невинный

Представил с первого столбца:

Прочти хотя б до половины,

Авось — прочтешь и до конца.

Прочел по совести. И что же:

Ты книгу медленно закрыл,

Вздохнул, задумался, похоже.

Ну вот. А что я говорил?

Прости, что шутка на помине,

Когда всерьез не передать,

Как нелегко и эту ныне

Мне покидать свою тетрадь.

Не то чтоб жаль, но как то дико.

Хоть этот миг —

Желанный миг:

Была тетрадь — и стала книга

И унеслась дорогой книг.

Уже не кинешься вдогонку

За ней во все ее края…

Так дочка дома — все девчонка,

Вдруг — дочь. Твоя и не твоя.

Скорбеть о том не много проку,

Что низок детям отчий кров.

Иное дело, с чем в дорогу

Ты проводил родную кровь.

И мне уже не возвратиться

Назад, в покинутый предел.

К моей строке или странице,

Что лучше б мог, как говорится,

Да не сумел.

Иль не посмел.

Тем преимуществом особым

При жизни автор наделен:

Все слышит сам, но. Как за гробом,

Уже сказать не может он,

Какой бы ни был суд нелестный…

Но если вправду он живой,

Он в новый замысел безвестный

Уже уходит с головой.

И, распростившись с этой далью,

Что подружила нас в пути.

По счастью, к новому свиданью

Уже готовлюсь я. Учти!

Конца пути мы вместе ждали,

Но прохлаждаться недосуг.

Итак, прощай.

До новой дали.

До скорой встречи,

Старый друг!

1950–1960