Георгий Леонидзе - Сталин. Детство и отрочество

дремлют —

Где кровью обагрялся вал.

Здесь Искандер разбил ворота

И мир потряс, как ветви ив.

Рубили панцири монголы,

Холмы из черепов сложив.

Здесь Митридат с войсками римлян

Тягался, чтобы мертвым лечь.

Здесь на валу в руке араба

Сверкал калифа грозный меч.

Здесь кизилбаши и хазары

Летели на степных конях,

Топтали тяжко нашу землю,

Домчав до нас азийский прах.

Цветы не знали здесь цветенья,

А птицы — гнезд, в тоске крича;

Здесь камни обросли стрелами

И нивы стригла саранча.

Но кто б оставил поле боя,

Клинком врага не поразив,

Не обагрив своею кровью

Истоптанных несжатых нив!

И знамя Картли не склонялось,

Страну спасая от невзгод.

Здесь утвердил свою свободу

Непокорившийся народ.

* * *

Земля сокрыла у стены замшелой

Клинки и стяг страны неборимой.

Воителей немало здесь истлело,

Войска водивших Азии и Рима.

Гибка лоза, и гроздья рдеют, зрея,

И неумолчны рек вспененных вздохи.

Мертв Чингис-хан, и вечен сон Помпея.

Спит Александр. Не встанут диадохи!

ГОРИ — ПРЕДВОДИТЕЛЬ КАРТЛИ

О, город, где зыблются тени

Под зеленью шумных раин,

Колеблемых ветром весенним,

Слетевшим со снежных вершин!

Повисли балконы с резьбою,

Обвитые тонкой лозой;

Дома — с черепицей простою,

С щербатою, дряхлой стеной.

Над городом ломанной глыбой

Твердыня стоит у воды,

А дальше, на рынке — и рыба,

И в грузных корзинах — плоды.

Мужали в труде палаваны,

По праздникам игры вели,

И в Индию шли караваны,

Как к югу летят журавли.

* * *

Отсюда жемчуг шел в палаты Рима,

А в Азию — паласы и шелка.

На масляной кулак неутомимый

Сшибался грозно с мощью кулака.

Скрипит арба, сверкают фаэтоны,

Мацонщики теснятся, как всегда.

С утра у лавок не смолкает гомон,

А ввечеру в пыли бредут стада.

От века здесь щедры земные блага,

Здесь на плоту поет ущелий сын,

И дремлет город, освеженный влагой,

Одетый в тень трепещущих раин.

* * *

Но он не спит, вскипеть готовый, —

Котел над пышущим костром;

Он разорвет свои оковы,

Едва с нагорий грянет гром.

Как отзвук неуемной боли,

Сердца разящий вдовий крик:

— Зураб, тебе страдать доколе?!

— О, мать, все ближе смертный миг!

И словно груз неся столетий,

О сыновьях скорбит она:

Один — в хрустальном Базалети,

Другого погребла стена.

Ужели даль не прояснится,

Чтоб журавли могли лететь?

Пусть станет вновь крепка десница,

Чтоб строить, и писать, и петь!

Давно кирка лежит без дела,

Ржавеет в поле праздный плуг,

Забыт клинок, в пыли кольчуга,

Умолк чонгури нежный звук,

А древний край простерт в бессилье,

Пронзен копьем нещадных мук.

Ответа нет! С ярмом скрипучим

Звучит «Урмули» в лунный час,

И ночь неодолимый сумрак

На башни льет из черных глаз.

И тьмы не сдвинуть ураганам

Иль трубам, что к боям зовут.

Лишь базалетские свирели

Об уповании поют.

Вершин седые веретена

Мотают клочья дымных туч,

Тая грома и пряжу молний

Меж истомленных жаждой туч.

* * *

Издавна был опорой жизни

Картлийский крепкий земледел,

Но он забыл, с дороги согнан,

Как в люди выбиться хотел.

Он может дуб взвалить на плечи,

С нагорий сбросить валуны,

Но свергнуть не решится князя —

Душителя его страны.

Он слышит: «Мужичье — как свиньи!

Лентяй валяется --">