Виктор Александрович Широков - Иглы мглы

Голгофе не жизнь — фарс.

Хочешь, не хочешь — держи форс,

выпятив мощный торс.

Круг повторяется — круг крут.

Крепче, седок, обхвати круп.

Помни, что подешевел креп,

случай давно слеп.

В рифму сказал — получай балл.

Не угадал — покидай бал.

Скажут потом: "Человек был,

не умерял пыл".

Чашечка кофе в кафе "Марс".

Жизнь для поэта порой — фарс.

Если всерьез, то — свивать трос

весь из шипов роз.

2.09.

СТАНСЫ

Без устали мотают люди

истории большой клубок;

и шар земной обмотан будет

витками огненных дорог.

Но ты мне помнишься иначе,

еще не начат спор веков,

и умеряет пыл горячий

ладонь прозрачных родников.

И что-то папоротник шепчет

доледниковое, свое;

и ветер тихо гладит плечи,

и птица без конца поет.

Я знаю: шум твоих заводов

надолго пенье заглушил;

и вместо небосвода — сводов

бетонных этот мир вкусил.

Крапиву жгучую бичуя,

искоренив чертополох,

не сразу человек почуял,

что быт не этим дик и плох.

К чему преследовать огнями

растений дикую орду?

Их выкорчевывать с корнями

себе отыскивать беду.

Стоят столбы — посланцы света,

топорща мертвое литье;

но если будет вся планета

бетонной, что житье-бытье?

Пускай дома — дворцы, как в сказке.

Но если и репей исчез,

и вместо горок — на салазках

мы падаем по скатам рельс…

История — она пытлива.

Она рассудит: что и как.

Но ты живешь нетерпеливо,

мой современник, маг бумаг.

Ты даже мельницы старинной

крыло не хочешь сохранить,

а что до свечки стеаринной,

то предпочел вольфрама нить.

Тому нисколько не перечу.

Прогресс на то он и прогресс,

но неужель на гуттаперчу

бездумно мы сменяем лес?

Какой он — лиственный иль хвойный,

с грибами или без грибов,

но он — живой. И с ним спокойней,

чем в царстве каменных столбов.

Пока еще на ветках шишки,

и есть, где побродить пешком,

и даже косолапый мишка

нам не по Шишкину знаком…

Я все о том же: о природе,

где все бездумней и тесней,

а значит, в некотором роде

о нашем с вами естестве.

Понятно, человек — не птица.

Он смеет. Строит. Царь и бог.

Он на деревьях не гнездится,

а для зимовки жидок стог.

Но размышляя над итогом

своих свершений и проказ,

не нужно быть царем и богом,

вот старшим братом — в самый раз.

Без устали мотают люди

истории большой клубок;

и шар земной обмотан будет

витками огненных дорог.

Сложны не те уже задачи.

Пока не кончен счет веков,

пусть нам умерит пыл горячий

ладонь прозрачных родников.

30.09.

ИЗ ЦИКЛА "ЧЕРНЫЕ СТИХИ"

* * *

Призываю немилость Господню.

Я хотел бы скорей умереть,

чтоб не мучиться в этом Сегодня,

захороненный Прошлым на треть.

Что мне нового Завтра разводы?

Нефтяное пятно на реке?

Если влажные черные своды

будут бархатно льститься к руке.

И еловый распластанный ящик

поплывет, как священный ковчег,

чтоб питаться одним Настоящим,

чтобы с Прошлым проститься навек!

8.12.

ДВА СОНЕТА

1

Я барабаню рифмами давно.

Терзаю слух. Порою множу слухи.

И во Вселенной скромное окно

я ковыряю, словно мальчик в ухе.

Рассеянно. Мечтая о кино.

О новом прапрадедовском треухе.

И тихо ткется жизни полотно.

Жужжит веретено подобно мухе.

Откуда я? Кто я? Да все равно

беззубой обезумевшей старухе.

Вот нож взяла — обрезать нитку, но

задумалась: "Что за жужжанье в ухе?"

Вот так я продлеваю жизнь мою.

А с виду — о забвении молю.

2

Мне холодно, хотя объемлет жар.

Так двуедин озноб. Зачем утроба

страшится праха, не приемлет гроба,

предпочитая Вечности угар.

Распорядилась мудрая природа,

чтоб человек бездумно, как Икар,

стремился к Солнцу; продолженья рода

чтоб не стыдился, даже если стар.

Так вот она, хваленая --">